Усолка

При Грозном на Волгу, к подошве холмов,
Точивших соленую воду,
Сошлись поселенцы на выгодный зов,
Почин положили заводу.
Срубили жилье, окружили стеной,
И скоро возник городок соляной
На дальней границе востока,
Где степь расстилалась широко.
Усолье росло: заезжали купцы,
Рабочие шли на варницы;
Приставлены царские были стрельцы,
И пушки глядели в бойницы.
Нередко в долину с соленой водой
Сбегались кочевники дикой ордой,
Скакали по русскому полю,
Людей уводили в неволю.
Кругом еще лес был да темени гор;
Пониже — селенье и пашня,
А самый высокий венчала бугор
В лесу караульная башня.
Чуть ночью по степи затопает конь,
На ней зажигали сигнальный огонь,
И местные жители знали,
Что надо готовить пищали...
По старым рассказам, в Усолье жила
Одна богатырка в то время;
Она от Усолья на степь угнала
Ногайское хищное племя.
Шло время... Седела, теряла глаза
Поселка защита, ногайцев гроза,
Могучая сила сбывала...
Усолье ее забывало.
Смеялась недавно над ней молодежь:
«Куда тебе, бабушка, драться?
На старости лет ты с коня упадешь,
Пора на покой убираться!»
Кто знает, сердилась старуха иль нет;
Но только ни слова усольцам в ответ
На это она не сказала,
Чему подивились не мало.
Покойно и мирно тянулись года
По милости страшной Усолки;
Татарских коней не видать и следа,
Замолкли тревожные толки.
Но горе застало Усолье врасплох;
В осеннюю ночь загорелся сполох,
Не даром такая тревога:
Ногайцев нахлынуло много...
Покинули полчища диких татар
Степей кочевое раздолье;
Потоптаны нивы; и скоро пожар
Осветит родное Усолье!
Из города выслана малая рать
Ногайскую силу в леса отогнать;
А с ней заодно отряжены
И девки, и мужние жены.
Дрались поселенцы ... Оружия стук
Взлетал до лесистых верхушек;
Стрелу отпускал туго стянутый лук.
Рубились, палили из пушек.
Кровавая битва была горяча,
А сила росла, как в степи саранча,
И дрогнули наши средь поля:
Ждала их недобрая доля.
Тут стало понятно толпе удальцов,
Кого на бою не хватало...
Усолка в обиде: за несколько слов,
Быть может, все дело пропало!
В былые года у ней сила была;
Недаром она богатыркой слыла,
И сильной и грозной недаром
Была она хищным татарам.
И вот старшины отрядили гонцов;
Должны они были в поселке,
Сказав в извинение несколько слов,
Подмоги просить у Усолки.
Быть может, ее неожиданный вид
Усталые силы людей оживит;
Давно уж ее не видали
С клинком из сверкающей стали.
Приходят гонцы и старухе поклон
С почтеньем отвесили низко:
«Спаси от ногайца — отступится он
И после не сунется близко!
Прости нам обиду, тряхни стариной;
Все дело теперь за тобою одной...
Родная, забудь свое сердце —
От нас отгони иноверца!»
Ответ им держала Усолка такой:
«Забыть не могу я обиду,
Ищите себе вы подмоги другой,
На выручку к вам я не выду!
Пришли над старухой смеяться больной?
Что! Мало вам места за этой стеной?
Где сабли у вас и пищали?
Иль порохом вы обнищали?»
Тем временем длился отчаянный бой
И стоном стонала дубрава...
Усольцы к стенам отступали гурьбой,
Рубяся и влево и вправо.
Сверкал меж дерев их пищальный огонь;
Валился татарин, и пятился конь...
Ногайская темная сила
Усольцев кругом обступила...
Недолго продержится русская рать,
Зато уж отдастся не даром,
Хоть будут тела ее лес устилать
И все истребится пожаром;
Но каждый усолец зараней решил
Сражаться, пока хватит духа и сил:
От Бога одна лишь помога:
Их мало, а нехристей много.
Гонцы богатырку просили опять...
В тревоге сидела старуха:
Стал топот татарских коней достигать
Ее прежде чуткого уха...
«Прости неразумных, не наша вина...
Нам горькая доля теперь суждена,
Забудь ты обидное слово —
Спаси от татарина злого!»
«Стара я для боя, куда воевать
И лезть на кровавую драку!
Пора обо мне позабыть вспоминать,
Как дохлую бросить собаку...
Заржавела сабля, ступилось копье —
В груди улеглось ретивое мое...
У вас молодая есть сила,
А мне уж моя изменила...»
Сердилась Усолка, но слезы людей
Ее победили — смягчилась;
Взыграла вся кровь богатырская в ней.
Вся старая удаль забилась...
«Давайте коня! Где мой конь боевой?
Давно не слыхала его под собой!
Проклятым татарам навстречу
Я кинуся в самую сечу!»
И выведен был застоявшийся конь
С густой серебристою гривой;
Из камня ногой высекал он огонь,
Мотал головою красивой.
Высоко ходила могучая грудь,
И фыркал скакун, собираяся в путь
На хищные орды Ногая,
Себе седока поджидая.
Выходит Усолка, завидев коня;
Ремень-опояска у стана;
И в древко копья ударяют, звеня,
Ножны вдоль ее сарафана.
На стремя ступила привычной ногой;
В одной руке сабля и пика в другой;
И с гиком пустилася лётом
К широко раскрытым воротам.
И по полю конь богатырку понес...
При виде могучего взмаха,
При виде седых и растрепанных кос
Враги ошалели от страха.
«Скачи, без разбора ногами топчи
Проклятую силу степной саранчи!»
В крови накупались досыта
Коня боевого копыта.
К усольцам вернулася прежняя мочь.
Отвага в глазах засверкала,
Рубились, пока не подкралася ночь;
Татар положили немало.
Везде впереди богатырка была;
От страшных ударов валились тела
Кровавою грудой на груду...
Ногайцы бежали повсюду.
Бежали к горам, и никто их потом
Не видел на этой равнине;
То место же, где был татарский погром,
Все «Сечей» зовется и ныне.
И память о той богатырке жива!
Ее сохранила людская молва...
Так билися в старые годы
За право труда и свободы.