Мысли эти наглядно выражены в притче о талантах. Собственно талантом в древности называлась высшая денежная единица, причем ветхозаветный серебрянный талант равнялся приблизительно 2400 руб. В притче же под талантом разумеются данные Богом человеку духовные дарования и вещественные блага, то есть все, что человеку дано и чем он должен пользоваться не только лично для себя, но и для ближних своих.
Один богатый человек, отправляясь в чужую страну, поручил управление своим имением рабам своим; и так как он знал способности и силы каждого из них, то одному дал пять талантов, другому два и третьему один, а сам тотчас же отправился в путь. Получившие пять и два талантов пустили их в оборот и, к возвращению господина своего, удвоили хозяйское достояние. Получивший же один талант нашел, что ему против других дано слишком мало, что не стоит трудиться над умножением такого ничтожного капитала и что все равно ничего на него не наживешь; однако он боялся господина своего, зная его строгость, и потому не совершил по отношению к его капиталу никакого преступления, и думал, что достаточно будет, если он только сохранит его; поэтому он зарыл данный ему талант в землю. По прошествии долгого времени, возвратился господин тот и потребовал от рабов своих отчет. Пришел получивший пять талантов и сказал: «Ты мне дал пять талантов, но я удвоил их; вот они, десять талантов, возьми их». Похвалил господин раба того, назвал его добрым и верным, обещал большую награду, а главное приблизил к себе настолько, что предложил ему разделить с ним радость его. Получивший два таланта представил господину четыре, и удостоился одинаковой с первым похвалы и награды. Наконец, подходит получивший один талант и, не зная, чем оправдать свое нерадение, начинает обвинять самого господина: «Вот тебе твой талант! Он цел; я не растратил его; я верен был тебе, а если я не увеличил его, подобно другим, так в этом ты сам виноват: ты хочешь жать, где не сеял, и собирать там, где ничего не оставлял; ты жестокий господин! Почему ты дал другим больше, чем мне? Почему ты дал мне так мало? Стоило ли употреблять в дело и умножать такое ничтожное дарование? Будь доволен и тем, что я, боясь тебя, сохранил твое, остался верен тебе!» — «Ленивый и лукавый раб, — сказал ему господин, — если ты называешь меня жестоким и говоришь, что боишься меня, то тем более ты должен был бы позаботиться об увеличении данного тебе моего достояния, как бы оно мало ни было; не зарывать его в землю надлежало, а употребить в дело, чтобы другим пользу принести, да и самому чтобы было с чем предстать предо мною. Все это от лености твоей и нерадения, а не от того, что тебе дан был только один талант. Возьмите же у него этот талант и отдайте имеющему десять, так как имеющий дарование и охотно применяющий его к делу тем самым развивает и усиливает его, и ему как бы вновь дается; а ленивый, не желающий приносить пользу данными ему от Бога дарованиями, не употребляющий их в дело, доходит до того, что эти дарования сглаживаются, стушевываются и как бы отнимаются у него. А негодного раба этого выбросьте отсюда; не место ему здесь! Пусть остается вне, во тьме; пусть мучается и с досады скрежещет зубами».
Итак, в притче о десяти девах и в притче о талантах изображается встреча Иисуса Христа при Его Втором Пришествии и притом встреча верующими в Него. Пять глупых дев верили в предстоящее пришествие жениха, искренно желали встретить Его; светильники веры их горели, но скоро потухли; и так как им не с чем было встретить его, так как по нерадению они не запаслись добрыми делами, то и были не допущены к брачному пиру, а пять мудрых дев, встретившие жениха не только с ярко пылавшими светильниками веры, но и с запасом добрых дел, были введены им в чертоги брачные. Также и в притче о талантах: даже ленивый раб, представлявший лукавые оправдания, и тот оказывается верующим в необходимость дать Господину своему отчет; и тот сохраняет веру в Него до конца, но является к Нему с одной этой верой, и сознается, что ничего доброго в своей жизни не сделал. И такого веровавшего во Христа раба, зарывшего талант свой в землю, равно как и тех дев, которые не сумели поддержать добрыми делами пламень своей веры, — словом, таких христиан не допустят в Царство Небесное, Христос скажет им: «Уйдите! Не знаю вас».
Как же заблуждаются после этого пашковцы и другие сектанты, утверждающие, что всякому верующему открыты врата Царства Небесного!
Объяснив Апостолам признаки Своего Второго Пришествия и заповедав им и всем вообще Своим последователям бодрствовать и готовиться к встрече Его с надлежащими оправданиями своей жизни, Иисус рассказал, как Он будет судить всех людей.
Явление Христа во всей Славе Своей, со всеми ангелами, уподобляется торжественному выходу величественного земного царя, который садится обыкновенно перед собравшимися подданными своими на парадном троне или престоле, но это только уподобление, из которого вовсе не следует, что будто бы Иисус Христос сядет на Престоле Своем; из этого видно только, что явление Его как Царя Небесного будет сопровождаться такой величественной обстановкой, о какой люди и понятия не имеют, а могут лишь догадываться, судя по торжественным выходам могущественнейших царей земных. Сопровождать Его будут все ангелы, а встречать все люди, как застигнутые Его Пришествием, так и когда-либо жившие и теперь воскрешенные. В каком виде предстанут воскрешенные из мертвых, об этом Иисус сказал, отвечая на вопрос саддукеев о воскресении (см. выше); что же касается тех людей, которые будут застигнуты живыми при Втором Пришествии Христа, то, по слову Апостола Павла, они будут телесно преобразованы, так как с чувственным телом нельзя вступить в Жизнь Вечную.
Когда придет Христос во всей славе Своей как Царь Небесный, и соберутся пред Ним на Суд все народы земли, то отделит праведников и поставит их по правую сторону, а остальных — по левую. Каким образом можно из всех людей, вместе собранных, выделить праведников, это, вероятно, показалось Апостолам непонятным, потому что Иисус сейчас же сказал им, что как пастух без всякого затруднения отделяет в своем стаде овец от козлов, так и Он отделит
Своих овец, сынов Отца Небесного.
После того Он обратится к праведникам и скажет им: «Идите, достойные сыны Отца Моего, в приготовленное вам Царство! Ибо вы накормили Меня, когда Я был голоден; напоили, когда Я жаждал; приютили Меня, когда Я странником приходил к вам; одели Меня, когда Я был наг; навестили Меня, когда Я был болен, и посетили Меня в темнице».
Истинные праведники, творящие добро так, чтобы левая рука не знала, что делает правая, отличаются особенной скромностью: они не только сами не хвалятся своими добрыми делами, но даже не любят, чтобы кто-либо обращал внимание на эти дела; они сознают ничтожность совершенного ими в сравнении с тем, что должны были бы совершить и к чему пламенно стремились; называя себя
рабами, ничего не стоящими (Лк. 17, 10), сделавшими лишь то, что должны были сделать, они бывают даже удивлены, когда говорят об их добрых делах как о чем-то выдающемся. С такой же скромностью и неподдельным изумлением они на Страшном Суде ответят Христу: «Господи! Да когда же мы видели Тебя голодным, и накормили? Жаждущим, и напоили? Когда же Ты приходил к нам странником, и мы приняли Тебя? Когда одели Тебя нагого? Когда мы видели Тебя больным или в темнице, и навестили Тебя?»
И Царь скажет им (Мф. 25, 40): «Да, лично Мне вы ничего этого не делали; но не Я ли говорил вам, что кто примет одного из малых сих, тот Меня принимает? И вот, вы не отказывали в помощи никому, кто именем Моим просил вас о ней; голодных вы кормили, жаждущих поили, нагих одевали, странников принимали, больных и заключенных утешали; и все, что вы сделали доброго для бедных, несчастных и страдальцев, нуждавшихся в вашей помощи, все это вы сделали как бы Мне Самому. Идите же и наследуйте Царство Небесное!»
«А вы? — скажет Царь стоящим слева, — вы отказывали Мне в куске хлеба, когда Я, голодный, протягивал к вам руку, вы не дали Мне даже воды, когда Я изнемогал от жажды; вы прогоняли Меня, когда Я в виде странника стучался в ваши двери, прося приюта и ночлега; вы равнодушно смотрели на Мои рубища и не подумали даже, что Я нуждаюсь в одежде для защиты от холода продрогшего тела; вы не только не навестили Меня, когда Я был болен, но даже боялись прикоснуться ко Мне; вы с презрением относились ко Мне, когда Я был заключаем в темницы! Идите же прочь от Меня и теперь! Ступайте туда, где приготовлены вечные мучения диаволу и ангелам — сотрудникам его!»
«Господи! — скажут тогда в ужасе и отчаянии стоящие слева, — когда же мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Этого никогда не было; никогда мы не видали Тебя, тем более в таком бедственном положении».
«Да, — ответит им Христос, — Меня в таком положении вы не видели; но вы отворачивались от всех несчастных, именем Моим моливших вас о помощи; вы гнали их от себя, чтобы они видом своим не нарушали беспечного веселья вашей праздной жизни. А между тем, вы должны были знать, что, отказывая им, вы отказываете Мне».
И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную (Мф. 25, 46).
Мысль об осуждении грешников на вечные мучения смущает многих. За грехи кратковременной земной жизни страдать вечно! Справедливо ли это? Соразмерно ли наказание вине? И согласуется ли такое осуждение на вечные мучения с понятиями о милосердном и любящем Боге?
Мы знаем из слов Иисуса Христа, что милосердный Бог прощает нам даже самые тяжкие грехи, если мы здесь, во время нашей земной жизни, искренно каемся и доказываем искренность своего покаяния воздержанием от грехов и добрыми делами в дальнейшей жизни нашей. Мы знаем, что Бог прощает даже таких грешников (как, например, блудный сын притчи), которые, по нашим человеческим понятиям (выраженным в негодовании старшего брата блудного сына), не заслуживают никакой пощады. Мы знаем, что особенно одаренный от Бога, но беспутно расточивший эти дарования, немилосердный должник притчи был прощен, когда пал перед своим господином и дал слово исправиться и потрудиться, чтобы вернуть потерянное. Мы знаем, что Христос простил разбойника, покаявшегося тогда лишь, когда был уже распят на кресте. Зная же такое, по-видимому, беспредельное и нам даже непонятное милосердие Божие, вправе ли мы задаваться вопросами о справедливости или несправедливости осуждения нераскаянных грешников на вечные мучения? В Своей безграничной любви, Бог указал человеку на Свое беспредельное милосердие как на средство избегнуть осуждения. Человеку указан верный путь, чтобы оправдаться и получить прощение.
Придите ко Мне все труждаюшиеся и обремененные, — сказал Христос, —
и Я успокою вас (Мф. 11, 28). А если, несмотря на все это, люди не хотят знать ни Бога, ни Его милосердия; если они упорно отказываются идти по Его зову к блаженству вечной жизни, — то можно ли удивляться, что на Страшном Суде Христос, напомнив им, как Он звал их к Себе, с грустью и глубоким сожалением скажет: «
И вы не захотели! (Мф. 23, 37), уйдите же от Меня! Вы сами своей жизнью произнесли приговор над собой; вы сознательно, по собственному желанию, шли туда, где должен был бы быть один диавол со своими падшими ангелами; идите же туда, и оставайтесь там вечно!»
Каковы будут мучения грешников, в чем именно они будут заключаться — этого мы не знаем. Многие толкователи Евангелия, основываясь на словах Спасителя о вечном огне, склонны считать этот огонь таким же вещественным и жгучим, какой известен нам; другие же, отвергая мнения о мучениях от огня, отказываются объяснить свойства его. Так, блаженный Августин говорит: «Какого рода этот огонь — никто из людей не знает». По мнению же Дамаскина, «грешники будут преданы огню вечному, не такому вещественному, как у нас, но такому, какой ведом одному Богу». Мне же кажется, что если Иисус Христос и говорил об огне неугасаемом, о геенне огненной, о тьме и скрежете зубов, то лишь для того, чтобы сравнением с такими, понятными Его слушателям, страданиями дать Им некоторое представление о предстоящих грешникам мучениях после осуждения их на Страшном Суде. Из ответа Иисуса Христа саддукеям на вопрос о воскресении мы знаем, что в будущей жизни воскрешенные люди будут подобны духам, ангелам, следовательно, не будут облечены в такие чувственные тела, которые можно было бы мучить обыкновенным огнем; поэтому с большой вероятностью можно предположить, что осужденные грешники подвергнутся душевным мукам, а не телесным. Каковы будут эти душевные мучения — мы не знаем, но некоторое подобие их может представить себе тот, кто когда-либо испытывал невыразимую тоску, доводящую до отчаяния, такую тоску, когда места себе не находишь, не знаешь, куда уйти, бежишь от людей, ищешь успокоения в одиночестве... и нигде его не находишь! Не такой ли тоской, быть может во сто крат большей, будут мучиться грешники, не пожелавшие во время своей земной жизни искать успокоения во Христе?..
Открыв Апостолам тайну предстоящего разрушения Иерусалима, кончины мира, Своего Второго Пришествия и Страшного Суда, Иисус отвлек внимание их от отдаленного будущего к тому, что должно совершиться через два дня.
Вы знаете, сказал Он, -
что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие (Мф. 26, 2). Какое впечатление произвели на Апостолов эти слова евангелист не поясняет; не говорит он также и о том, куда пошел Иисус после этой знаменательной беседы. Судя по всему, что произошло в этот день в храме, а также и по продолжительности беседы на горе Елеонской, можно полагать, что наступила уже ночь,
когда Иисус окончил все слова сии (Мф. 26, 1). С наступлением же ночи Он мог отправиться в Вифанию, куда уходил в предшествовавшие дни, или же остаться до утра на горе и провести ночь в молитвенном единении с Отцом Небесным. Последнее предположение вероятнее, судя по тому, в каком настроении духа Он должен был находиться после окончательного разрыва с правящей партией еврейского народа. Апостолы тоже остались на горе и, вероятно, скоро заснули, что дало Иуде Искариоту возможность незаметно отлучиться в Иерусалим.
В это самое время в Иерусалиме, в доме первосвященника Каиафы, собрались на совет первосвященники, фарисеи, книжники и старейшины народа. Обсуждению подлежал вопрос о том, как и когда убить Иисуса. Они давно уже решили убить Его и отдали приказание, в силу которого каждый, узнавший местопребывание Его, обязан был донести об этом синедриону. Следовательно, теперь рассуждали только о времени и порядке исполнения этого приговора. Все происшедшее в тот день в храме, в особенности же всенародное обличение их Иисусом, побудило их собраться в чрезвычайное заседание синедриона и тонко обсудить все щекотливые стороны вопроса. Они прекрасно понимали, что если народ и не признавал в Иисусе Мессию, все же считал Его выдающимся Пророком и небывалым Чудотворцем, а потому схватить Его и убить теперь, когда Иерусалим переполнен пришедшими на праздник пасхи, будет крайне неосторожно и опасно: народ может вступиться за Него; при малейшем подстрекательстве со стороны Его учеников это заступничество перейдет в бунт, для усмирения которого придут римские войска, и начнутся все ужасы, которых так страшились члены синедриона. Так рассуждали теперь главари еврейского народа; и решили взять Иисуса хитростью и убить, но только все это сделать по окончании праздника пасхи, когда прибывший со всех стран народ разойдется.
Пока они так рассуждали, тайно пробирался к ним один из Апостолов, Иуда Искариот, которого сатана соблазнил возможностью заработать некоторую сумму денег, оказав синедриону крайне необходимую для него услугу. Это был тот самый хранитель денежного ящика, казначей малого стада Христова, которого Евангелист Иоанн называет вором. Назвавшись одним из двенадцати Апостолов, Иуда предложил свои услуги указать синедриону, когда и где можно взять Иисуса, и обещал он устроить это так секретно, что народ ничего не будет знать, следовательно, не будет и никаких поводов к народным волнениям. Но что же вы дадите мне за такую услугу? — спросил Иуда.
Они обрадовались и предложили ему тридцать сребренников (Мф. 26, 15).
Да и как было не обрадоваться добровольному появлению такого союзника! Помимо того, что Иуда знает все тайные места, куда Иисус удаляется в ночное время, уже одно то, что против Иисуса восстал один из двенадцати учеников Его, могло поколебать в народе веру в Него даже как в Пророка.
Иуда не стал торговаться, надеясь, вероятно, получить добавочную плату, когда исполнит обещанное. Да и синедрион готов бы был заплатить за такую услугу гораздо дороже, но назначил только тридцать сиклей потому, что этой ценой хотел унизить Иисуса, так как по закону Моисея такая сумма назначена была в вознаграждение за раба, случайно убитого.
Окончив переговоры, Иуда удалился, и теперь все заботы его состояли в том, чтобы ловко обработать выгодное и важное дело:
И с того времени он искал удобного случая предать Его. Все это происходило во вторник перед пасхой.
1 2 3 4
