Христиане, помня завет Христа, бежали из Иерусалима еще до осады его и спаслись за Иорданом, в безопасных по пустынности местах.
Иосиф Флавий свидетельствует, что еще до осады Иерусалима были знамения, предвещавшие будущее разорение: в продолжение целого года над городом стояла звезда, подобная мечу; перед началом войны, в праздник опресноков, ночью, вокруг жертвенника и святилища стало так светло как днем; тогда же медные врата храма, которые двадцать человек с трудом запирали и в которых имелись запоры, глубоко входящие в порог, ночью сами собой отворились, а в праздник Пятидесятницы священники, войдя в храм для служения, слышали сначала шум и движение, а потом голоса:
Переселимся отсюда!
В Иерусалиме же с самого начала войны происходили раздоры между партиями, желавшими захватить власть в свои руки. Город был наполнен шайками разбойников, которые, под именем ревнителей еврейской независимости, или зилотов, скоро стали во главе всего населения и бесстыдно распоряжались жизнью и имуществом граждан. Сюда же стали стекаться и беглецы из осажденных римскими войсками городов; а один из таких беглецов, Иоанн Гисхальский, быстро составил преданную ему партию, стал во главе ее и начал междоусобную войну с зилотами и мирными жителями Иерусалима; последними предводительствовал первое время первосвященник Анан. Между враждующими партиями происходили кровопролитные стычки на улицах города и во дворах храма; храм был обагрен кровью и завален трупами убитых, так что на святом месте стала мерзость запустения. Враждующие партии призвали на помощь идумеян, и междоусобие еще более усилилось. Грабежи, разбои, насилия, убийства производились днем на улицах; нападали преимущественно на богатых и обирали до нитки. В таком положении полного безначалия находился Иерусалим, когда войска Тита подошли к нему. Тит окружил город окопами с целью воспрепятствовать подвозу хлеба и голодом принудить осажденных к сдаче. Начался страшный голод; многие хотели спастись бегством от голодной смерти, но беглецов ловили римские воины и распинали на крестах; беглых было так много, что у осаждающих не доставало ни крестам мест, ни распинаемым крестов. В самом же городе происходили раздоры, побоища, грабежи, насилия и убийства; голод усилился настолько, что множество людей умирало в страшных мучениях, а одна обезумевшая от голода мать изжарила и съела своего ребенка. Сначала мертвых погребали в пещерах и опустевших домах, но когда уже негде было погребать, то стали выносить трупы за городские ворота или сваливать с городских стен. Один из перебежчиков говорил Титу, что только через те ворота, к которым он был приставлен, было вынесено 150880 трупов; по исчислениям же других перебежчиков, до 600000 трупов было вынесено и выброшено из города. Когда Тит обходил город вокруг стен и увидел, что все рвы наполнены гниющими трупами, то в ужасе поднял руки к небу, призывая Бога свидетелем, что не он виной такого бедствия. И он был отчасти прав, потому что предлагал осажденным сдаться, но те не захотели. Посылал Тит к стенам Иерусалима самого Иосифа Флавия уговаривать осажденных, и он в длинной речи напомнил своим согражданам всю историю еврейского народа, и доказал, что евреи всегда побеждали, когда Бог вступался за них, и никогда не имели успеха, если надеялись только на свои силы, на свое оружие, и что теперь, когда они святой храм сделали вместилищем всех непотребств, могут ли они надеяться на помощь Божию? И, взявшись за оружие, не ведут ли они, таким образом, войну с Самим Богом? Но и эти увещания не имели успеха.
Гибель Иерусалима была бы несравненно ужаснее, если бы, по предсказанию Иисуса Христа,
Господь не сократил тех дней... ради избранных (Мк. 13, 20), которые не успели спастись бегством. Дела призывали Тита в Рим, и поэтому он решил взять город приступом.
Отчаяние осажденных достигло высшей степени, когда римские войска проломили городскую стену, ворвались в город и взяли башню Антония; тогда все собрались в храмовые дворы и притворы, заперли ворота и решили защищаться тут до последней возможности. Но осаждающие ворвались и в храм и обагрили его потоками крови. Тит хотел спасти самый храм, но не мог удержать своих воинов, дошедших до неистовства; они подожгли храм и затем стали убивать всех находившихся там евреев; вокруг святилища лежало ужасное множество трупов, а по ступеням жертвенника обильно текла кровь; вся земля была сплошь покрыта трупами; ступая по ним, римляне гнались за убегающими евреями. Оставшиеся в живых евреи пробились к воротам храма, ушли в город и там укрепились, но не устояли и тут против римских войск. Когда войска ворвались в город, то убивали всех попадавшихся им по пути, заградили улицы трупами и весь город потопили в крови. Сгорел храм, сгорел и весь Иерусалим. Воины утомились убивать, между тем оставалось еще много живых; и вот приказано убивать не всех поголовно, а только вооруженных и сопротивляющихся, а остальных брать в плен. Всего взято в плен до 97000, а погибло во время осады 1100000 человек. Сокровища храма и города были разграблены, весь город и храм разрушены до основания.
Так сбылись слова Иисуса Христа о судьбе жестоковыйного народа, беспощадно убивавшего своих пророков и, наконец, распявшего своего Мессию. Так взыскана с них кровь праведников, невинно пролитая ими, до крови Самого Христа, которую они дерзновенно призывали на свою голову, крича Пилату:
Кровь Его на нас и на детях наших! (Мф. 27, 25)
Проследим за дальнейшей судьбой храма и Иерусалима. Иисус сказал, что храм будет разрушен так, что и камня на камне не останется, а Иерусалим будет попираем язычниками, доколе не окончатся времена язычников. И действительно, храм разрушен так, что и следов его не осталось; попытки же восстановить его окончились полной неудачей. Один из римских цезарей, Юлиан, прозванный Отступником, поклялся, что восстановит Иерусалимский храм и тем посрамит Иисуса, предсказавшего его окончательную гибель. Он созвал для этого евреев со всех стран света, которые с особенным усердием и благоговением начали расчищать место, где был храм; но каждый раз, как только они принимались за работу, множество огненных шаров вырывалось из земли; много раз переделывали работу, но при возобновлении ее огненные шары опять разгоняли работавших; наконец, строители поняли, что продолжать работу бесцельно, и разошлись, оставив навсегда попытки восстановления храма, разрушенного по воле Божией.
Продолжая беседу, Иисус перешел к ответу на вопрос о кончине мира и Втором Пришествии Своем. Апостолы, конечно, желали знать, когда именно последуют эти знаменательные события, но Иисус сказал им, что
о дне том, или часе никто не знает, ни даже Ангелы небесные, а только Отец (Мф. 24, 36); Его один но чтобы они не думали, что это может совершиться скоро, Он сказал, что это будет не только не ранее разрушения Иерусалима (
после скорби дней тех), но даже не ранее того времени, когда учение Его станет известным всем народам, населяющим землю.
Положим, что люди не должны знать с точностью дня Второго Пришествия Иисуса Христа, так как должны быть готовы во всякое время встретить Его; ангелы могут не знать этого, но как же Иисус говорит, что знает это только Отец Его? Как может не знать этого Он Сам, если Он в Отце и Отец в Нем? Если Евангелист Матфей и умалчивает о неведении Сына Человеческого, зато Евангелист Марк передает слова Иисуса так, что недоразумений быть не может:
О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные,
ни Сын, но только Отец (Мк. 13, 32). Как же может не знать об этом Тот, Кто придет судить род человеческий? Иоанн Златоуст отвечает на этот вопрос так. «Словами
ни Ангелы Христос удерживает учеников Своих, чтобы они не старались узнать того, чего не знают и сами Ангелы; словами же
ни Сын возбраняет им не только знать, но и спрашивать об этом. А что слова эти сказаны Им с этим именно намерением, узнай из того, как Он, по Воскресении, с большей силой воспретил им любопытство» (Свт. Иоанн Златоуст. Толкование на Евангелие от Матфея. 77). В книге Деяний Апостолов говорится, что когда Христос перед Вознесением Своим явился Апостолам, то они спросили Его: «
Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?» А Он ответил им:
Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти (Деян. 1, 7). По мнению Василия Великого, смысл сказанного Иисусом (по Евангелию Марка) таков: «О дне же том или часе никто не знает, ни Ангелы небесные; не знал бы и Сын, если бы не знал Отец; по тому что от Отца дано Ему ведение» (Свт. Василий Великий. Творения. Ч. 7. С. 159). А Григорий Богослов по этому поводу говорит: «Как Сыну, Который подробно знает, что будет пред последним часом и как бы во время конца, не знать самого конца? Для всякого ясно, что Сын знает, как Бог, приписывает же Себе незнание, как Человек» (Свт. Григорий Богослов. Творения. Ч. 3. Второе слово о Боге Сыне. С. 76). Соглашаясь с этим мнением, блаженный Феофилакт говорит: «Он (то есть Христос), как Бог, знает, а как Человек не знает времени Своего пришествия» (Блж. Феофилакт. Толкование на Евангелие от Матфея. Гл. 24).
Но если предположить, что Иисус знал день Своего Второго Пришествия, а сказал Апостолам, что не знает, то это будет равносильно признанию, что Он сказал неправду. Между тем вера наша в Него и во все, чему Он учил и о чем говорил, основана на убеждении, что Он, безгрешный и правдивый, не мог говорить неправду и что всякое слово Его истинно. Поэтому слова Иисуса Христа о дне и часе Его Второго Пришествия надо понимать в ином значении. Если предположить, что день и час кончины нашего земного мира, а следовательно и начала Страшного Суда, еще не назначены и что назначение их зависит от воли Отца Небесного, то тогда станет понятным, что о дне... том, или часе, никто не знает, ни Ангелы Небесные, ни Сын, но только Отец, от воли Которого зависит назначение их. День и час еще не назначены Отцом, а потому не знает их никто, даже Сын.
Несколько лет назад появилась книга Бейнингена «Бодрствуйте! Се, гряду скоро». В ней говорится, что Второе Пришествие Христа на землю последует в 1932 или 1933 году, но что Он придет не для Страшного Суда, а для открытия тысячелетнего царствования 144000 избранных. Свои выводы автор основывает на своеобразном толковании того места книги Даниила, в котором сказано:
Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней. Блажен, кто ожидает и достигнет тысяча трехсот тридцати пяти дней (Дан. 12, 11—12). Считая день пророчества за лунный год и переводя 1335 лунных лет в солнечные, он получает 1295 с четвертью солнечных лет, которые должны (по его мнению) пройти до Второго Пришествия Христа со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения на святом месте; принимая затем совершенно произвольно таким начальным годом 638-й год, когда последовала закладка мечети Омара на месте разрушенного храма Иерусалимского, и считая таковую закладку поставлением мерзости запустения, он складывает 1295 с четвертью лет с 638-ю годами и получает 1933-й год, то есть время Второго Пришествия Христа. Считая излишним доказывать очевидную ошибочность выводов автора, трудящегося над разрешением одного уравнения со многими неизвестными, сделаю лишь два замечания: 1. По словам Господа, поставлением мерзости запустения на месте святом надо считать разрушение храма и Иерусалима в 70 году по Р. X.; следовательно, если к 70-ти годам прибавить вычисленные г-ном Бейнингеном 1295 с четвертью лет, то окажется, что Второе Пришествие Христа уже было в 1366 году. 2. Если Господь сказал, что о дне и часе том не знает даже Сын, то как же может знать г-н Бейнинген? Не слишком ли много он берет на себя? И не кощунственно ли утверждение, что Господь говорил только о дне и часе, а о годе умолчал?
И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются.
Слова эти надо понимать так: после скорби дней тех, то есть после разрушения храма и Иерусалима, но когда именно — неизвестно, последует кончина мира; видимыми признаками ее будут необычайные явления в природе: солнце померкнет и луна, отражающая свет его, перестанет светить, а земля будет так потрясена, что звезды покажутся падающими с неба, а самое небо, силы небесные — поколебленным.
Из слов Спасителя не видно, будет ли то кончина всего мира, всей Вселенной, или только мира земного; поэтому можно строить различные предположения. Однако Сам Спаситель говорил, что с кончиной мира последует Страшный Суд над родом человеческим, населявшим землю; а если кончина мира коснется только обитателей земли, то надо полагать, что это будет не конец Вселенной, а только конец жизни на земле, конец существования самой земли вообще или же существования Земли как населенной планеты. Впрочем, это известно одному только Богу. Но так как, судя по словам Господа, вероятнее кончина жизни земной, то я и решаюсь объяснить себе, с точки зрения обитателя Земли, те явления, которые будут предшествовать этому. Поэтому я и говорю, что от потрясений, какие постигнут Землю, обитателям ее покажется, что звезды падают с неба. Упасть с неба на землю звезды не могут, так как Земля, в сравнении не только со всеми ими, но даже с каждой из них в отдельности, составляет ничтожную величину. К тому же Господь говорит, что когда все это свершится, то поднимите головы ваши и увидите Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; а из этих слов можно заключить, что и небо, то есть вся вселенная, кроме земли, и облака небесные, останутся для продолжения своей жизни, то есть исполнения воли Творца-Вседержителя.
Что именно произойдет тогда с земным шаром, на котором мы живем? Будет чем-либо нарушена правильность его вращения вокруг нашего Солнца, и он будет притянут Солнцем и как бы поглощен им? Или само Солнце охладеет настолько, что перестанет быть источником света и тепла? Или произойдут какие-либо другие перемены в нашей планетной системе — все эти вопросы остаются открытыми; да и разрешение их было совершенно излишне при объяснении Апостолам признаков кончины мира. Для них достаточно было знать, что за этими явлениями последует открытие Царства Небесного, новой блаженной Вечной Жизни.
Все эти необычайные явления, к которым присоединится небывалое волнение моря, приведут людей в недоумение и как бы в оцепенение; затем, когда они, наконец, поймут, что на них надвигаются страшные бедствия, то в унынии станут рыдать, падать духом, изнывать и с отчаяния даже умирать. Но верующие во Христа и исполняющие волю Отца Его не должны ни бояться, ни унывать; напротив, когда начнет все это сбываться, они должны радоваться, что приближается избавление их от этой земной жизни и начало блаженства в Жизни Вечной. Тогда пусть смело поднимут взоры свои к небу и увидят в нем знамение Сына Человеческого, а затем и Его Самого, грядущего на облаках небесных с силой и славой великой.
Какое именно знамение явится — Иисус не сказал, да и Апостолы не спрашивали Его. Очевидно, что это будет такое знамение, которое не оставит в людях ни малейшего сомнения в том, что оно знаменует шествие Христа. По мнению Иоанна Златоуста, таким знаменем будет крест. И когда явится это знамя Христово, все поймут, что настал Страшный Суд; и тогда восплачут все племена земные, все люди, которые сознают себя неподготовленными к встрече Христа-Судьи, которым нечем оправдаться пред Ним;
и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою; и пошлет Ангелов Своих с трубою громогласною, и соберут избранных Его от четырех ветров, от края небес до края их.
Говоря о Своем Втором Пришествии, Иисус употреблял выражения и образы, удобопонятные для Апостолов, взятые из жизни евреев. Моисей, ведя евреев в землю обетованную, созывал их в собрания и для отправления в дальнейший путь приказывал трубить в серебряные трубы (Чис. 10, 1—10); этот способ созыва обратился в обычай и соблюдался евреями и в последующие времена. Выражение
от четырех ветров употреблялось в разговорном языке евреев для обозначения четырех стран света, востока, запада, севера и юга; выражение же
от края небес до края их употреблялось и в ветхозаветных книгах для обозначения всей земли, всего пространства земного шара, населенного людьми (Втор. 4, 32).
1 2 3 4
