Таким образом, в этой притче Иисус не только открыл судьбу еврейского народа, прежде всех званного на брачный пир, но и указал на условия, без соблюдения которых нельзя войти в Царство Небесное. Царь, по доброте Своей, зовет всех; званных много, но далеко не все окажутся достойными занять приготовленные места.
Посрамленные члены синедриона пошли, как бы удаляясь из храма, но, отойдя от Иисуса и окружавшей Его толпы, остановились и стали совещаться: что делать при таких обстоятельствах? Действовать открытой силой нельзя, народ заступится за Него; но и бездействовать невозможно. И вот, решили выбрать лукавых людей, которые, притворяясь благочестивыми, постарались бы поймать Его на каком-нибудь неосторожном против правительства слове, чтобы тотчас же предать Его за это представителю цезарьской власти, Пилату. В лукавых людях, по-видимому, не было недостатка; фарисеи выбрали несколько наиспособнейших в этом отношении учеников своих и пригласили иродиан идти с ними. Конечно, на этом совещании обсуждались и вопросы, какие должны быть предложены Иисусу с целью уловления Его на каком-либо слове; и так как, между прочим, решено было предложить вопрос и о том, дозволительно ли платить подать кесарю, то для этого вопроса и были приглашены иродиане, которым, как признававшим законность уплаты податей римлянам, удобнее было сделать донос на Иисуса в случае неодобрения Им таковой уплаты.
В то время в Палестине в ходу было два рода монет: государственная и священная. Государственной монетой считалась римская с изображением римского императора (кесаря) и соответствующей надписью; эта монета была в обращении среди евреев во всех их торговых сделках; ею же платились подати кесарю. Священной монетой считалась еврейская монета сикль, которой евреи платили подати на Иерусалимский храм; по одному сиклю должен был платить ежегодно каждый еврей, где бы он ни находился.
Евреи признавали себя подданными одного только Бога, и потому считали себя обязанными платить подати только Ему, на Его дом, то есть храм Иерусалимский. Всякую иную подать они считали незаконной, подчиняющей их иному царю, кроме Бога, делающей их из рабов Божиих рабами язычников. Этот вопрос должен был заинтересовать всю окружавшую Иисуса преданную Ему толпу. Если Он скажет, что подать кесарю законна, то этим оттолкнет от Себя народ, с ненавистью и озлоблением платящий эту подать; а если скажет, что подать незаконна, что ее не следует платить, то сейчас же — донос на Него Пилату и арест.
Лукавые подошли к Иисусу под видом преданных учеников Его и начали льстиво говорить Ему: «Учитель! мы знаем, как Ты справедлив, и как всегда говоришь одну только правду, нисколько не опасаясь, что эта правда может быть неприятна кому-либо, хотя бы даже сильным мира сего; Ты не обращаешь внимания ни на какое лицо, если предстоит надобность обличить его в беззаконии, потому что Ты истинно учишь пути Божию. Скажи же нам, как Тебе кажется: позволительно ли нам давать подать кесарю или непозволительно? Не превращаемся ли мы через это из народа Божия в рабов языческого царя? Научи же нас, давать ли нам эту подать или же отказаться от платежа ее?»
Иисус сразу дал им понять, что лукавство и коварство их не могли скрыться от Него.
Что искушаете Меня, лицемеры? — сказал Он, —
Покажите Мне монету, которою платится подать.
У законников еврейских издревле принято было за правило: чья монета, того и царство.
Искусители подали Иисусу динарий, римскую монету, на которой были изображение кесаря и надпись с его именем.
Взяв монету и посмотрев на нее, Он отдал ее обратно и спросил:
Чье это изображение и надпись?
Не понимая еще, к чему клонится этот вопрос, искусители отвечали:
Кесаревы.
«
Итак отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), — отвечал Иисус. — Отдавая кесарю то, что принадлежит ему, вы нисколько не нарушаете своих обязанностей по отношению к Богу, потому что в то же время вы и Богу должны отдавать то, чего Он требует от вас».
А требует Бог от нас, как это видно из учения Иисуса Христа, любви к Нему и ближним; Он требует, чтобы мы все любили друг друга так, как самих себя, чтобы мы любили даже врагов своих, чтобы мы помогали в нужде ближним, и чтобы в помощи этой действовали самоотверженно, даже душу свою полагая за них, если это необходимо. А эти требования нисколько не противоречат повиновению государственной власти.
Царство Мое, — говорил Иисус, —
не от мира сего (Ин. 18, 36); Царствие Божие внутрь вас есть (Лк. 17, 21). Это — Царство душ, к которому верующие в Бога и исполняющие волю Его принадлежат духовно.
Но есть иные царства, царства
мира сего; это отдельные общины людей или государства, управляемые каждое своей государственной властью и обеспечивающие своим сочленам свободу и неприкосновенность личности и имущества. Эти общины настолько необходимы, что вне их могут жить только дикари в какой-нибудь пустынной стране. Поэтому Иисус Христос никогда не восставал против этих общин, никогда и ничего не говорил о государственной власти. Можно быть подданным самого благоустроенного государства и в то же время быть безбожником, любить только себя и ненавидеть всех ближних; и, наоборот, можно быть подданным какого-нибудь изверга, вроде Нерона, и в то же время душой всецело принадлежать к Царству Божию, безбоязненно творя волю Бога. Эта мысль, впервые высказанная Иисусом в Его изречении
отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу (Мф. 22, 21), была неизвестна государствам древнего мира; там каждый глава государства присваивал себе и духовную власть, вмешивался и во внутренний мир человеческой души; каждый царь был в то же время и верховным жрецом или служителем своих народных (языческих) богов и свои повеления, относившиеся к управлению государством, выдавал нередко за волю богов. А так как те законы, которые выдаются за повеления богов, могут быть отменены или изменены не иначе, как с соизволения тех же богов, то все государства, управляемые подобными законами, обречены на застой, на неподвижность. Наоборот, государства христианские, несущие на своем знамени священные слова
отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу, оставили в своем развитии далеко позади себя те государства, которые смешивают эти два совершенно различные царства.
Лукавые ученики фарисеев и иродиане могли и не понять этой мысли, но все-таки они признали себя побежденными таким неожиданным для них ответом Иисуса: Он не отверг обязанности евреев платить подати кесарю; следовательно, донести на Него Пилату, как на бунтовщика, нельзя, и потому цель лукавого вопроса осталась недостигнутой. Но в то же время Он не освободил их и от исполнения воли Божией, от подданства Единому Богу; следовательно, нельзя обвинить Его и перед синедрионом, как безбожника.
Словами
отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу Иисус закончил учение Свое о Царстве Божием на земле. Постараемся же подвести, по возможности, итог сказанному об этом Царстве. Иисус Христос учил, как мы должны жить, как должны устроить свою жизнь здесь, на земле, чтобы достигнуть вечного блаженства в Царстве Небесном. Устраивающие свою жизнь согласно возвещенной Им воле Божией, исполняющие эту волю, как царский закон, составляют Царство Божие.
Царство это, основанное Христом, будет продолжаться до кончины мира и открытия Царства Небесного. Малое вначале, состоявшее всего из одиннадцати Апостолов и других немногих последователей Христа, оно, подобно горчичному зерну, должно было разрастись (и действительно разрослось) в роскошное дерево.
Царство Божие, или Церковь, не может иметь никаких пространственных пределов; оно не стеснено никакими границами стран земных; оно везде, где любят Бога и ближних, где исполняется воля Божия, где царит Бог; оно — в душе человека.
Царство Божие внутрь вас есть.
Царства
мира сего, то есть общины людей, управляемые каждая своей государственной властью, требуют от своих граждан под страхом наказания точного исполнения всех издаваемых этой властью законов, но требуют лишь внешнего повиновения, не касаясь чувств, сокрытых в душе повинующегося; поэтому гражданином царства мира сего можно быть и по принуждению, по необходимости. В Царстве же Божием не так. Главнейший основной Закон Божий, обязательный для желающего вступить в Царство Божие, — любовь к Богу; следовательно, принадлежать к этому Царству можно не иначе, как любя Бога, а так как любовь не может возникнуть ни по принуждению, ни по необходимости, то следует признать, что гражданином Царства Божия можно быть только по добровольному влечению сердца. Силой можно заставить побежденных быть подданными победившего их царя, но никому нельзя приказать вступить в Царство Божие.
Не подлежит никакому сомнению, что Христос хотел привлечь всех в основанное Им Царство Божие, хотел сделать всех людей счастливыми здесь, на земле, а через это и блаженными в Царстве Небесном; но Он сознавал, что для этого надо прежде всего преобразовать сердце человека; надо научить людей, что не себялюбие, не мстительность, не угнетение ближних делают их счастливыми, а любовь к Богу и ближним, воздаяние добром за зло и готовность добровольно пострадать, если это необходимо, для блага других. Создавая Царство Божие на земле, в противоположность господствовавшему тогда царству зла, власти тьмы, Христос не мог действовать силой против силы, злом против зла. Пересоздать силой общественный строй какого-либо народа, оставив сам народ по-прежнему звероподобным, — это еще не значит уничтожить насилие, неправду, страдания. Вот почему Христос и дал медленный, но единственно верный путь распространения основанного Им Царства Божия.
По той же причине Он никогда не вмешивался в государственные дела Римской империи, в пределах которой проповедовал. Он не мог, конечно, смотреть равнодушно на царившее тогда повсюду зло; но Он знал, что победить его можно не силой, не злом, а любовью и добром; Он знал, что люди, возрожденные любовью к Богу и ближним, сами со временем создадут себе иные условия общественной жизни, такие условия, при наличии которых невозможны будут ни рабство, ни деспотизм и никакие иные виды насилия. Он знал, что царства мира сего будут с особенным озлоблением противодействовать распространению Царства Божия, но не одолеют его никакой силой; напротив, Царство Божие, несущее на своем знамени любовь даже к врагам и воздаяние добром за зло, распространяясь все более и более среди граждан царства мира сего, окажет несомненно нравственно-возрождающее влияние и на самый строй этих царств.
Что же требуется от вступающего в Царство Божие? Требуется, прежде всего, чтобы он любил Бога. Если мы, любя, например, жену, мать, отца, детей, стараемся исполнять их желания, и если такое исполнение их желаний доставляют нам истинное удовольствие, как бы удовлетворение наших собственных желаний, то несомненно, что, любя Бога, мы будем находить полное нравственное удовлетворение, если будем исполнять Его волю, если будем делать то, чего Он хочет, если воля Его станет нашей волей. Если нам тяжело бывает отказать любимому человеку в исполнении его законного и удобоисполнимого желания; если вынужденный чем-либо отказ болезненно отзывается в любящем сердце, то несомненно, что и человек, любящий Бога, но почему-либо поступивший вопреки Его воле, должен испытывать нравственные муки, как только сознает себя виновным перед Ним. Словом, любовь к Богу нравственно обязывает творить волю Его.
Но какова же эта воля? Удобоисполнима ли она? Чего требует Бог от тех, кто любит Его? — Лично для Себя Он ничего не требует от нас; все требования Его, обращенные к нам, касаются нас же самих:
возлюби ближнего твоего, как самого себя! (Мф. 22, 39) и:
как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Вот воля Божия, вот устав Царства Его.
Законы царств мира сего налагают нередко на людей бремена неудобоносимые и составляют тяжкое, иногда бесцельное и бесполезное для других, иго.
Бремя же, налагаемое на нас законом Бога,
легко(Мф. 11, 30), так как иго этого бремени есть
благо для других, а, следовательно, в силу взаимности, и для нас самих.
В чем же заключается бремя Божия закона? В том, чтобы мы поступали с людьми так, как желали бы, чтобы и они с нами поступали. Посмотрим же, тяжко ли это требование? Удобоисполнимо ли оно? — Ты, вероятно, испытывал не раз щемящую боль сердца, когда сознавал, что многие, даже близкие к тебе люди, не любят тебя и нисколько не стесняются открыто проявлять свое нерасположение к тебе? И ты осуждал их за их бессердечность. Но заглянул ли ты в свое сердце? Спросил ли себя: любишь ли ты всех людей вообще и близких тебе в особенности? Ведь ты сам иногда дышишь злобой против многих, не всегда даже и повинных перед тобою. За что же негодуешь на других? Если хочешь, чтобы тебя любили все, люби и ты; и верь, что любящее сердце всегда найдет отклик в сердцах других людей. Ты, быть может, скорбел, доходил даже до отчаяния, когда тебе, нуждающемуся в помощи, все отказывали в ней? Ты недоумевал, почему, например, такой-то отказал тебе в своей поддержке, которая ему почти ничего не стоила бы? Не правда ли, как тяжело, как грустно встречать повсюду холодные, равнодушные к твоей нужде лица? Как больно сознавать, что некому помочь тебе? Так не отказывай же и сам в посильной помощи нуждающимся; и если ты не в состоянии помочь так, как хотелось бы, помоги, как можешь, но все-таки помоги; подай хотя чашу воды жаждущему и не могущему утолить свою жажду без посторонней помощи. Да и помогая посильно ближним, не возвеличивайся перед ними, не выставляй себя напоказ как благодетеля, не труби о своих добрых делах! Знай, что в человеческом сердце есть скверное чувство неблагодарности к тем, кто рисуется своими благодеяниями, кто напоминает о них облагодетельствованным; эта неблагодарность служит наказанием за то, что доброе дело сделано не из любви к ближним, а для того только, чтобы благодетеля хвалили, возвеличивали. Поэтому старайся помогать нуждающимся так, чтобы по возможности никто не знал бы об этом, и никогда не попрекай облагодетельствованных тобой. Тогда и ты вправе будешь рассчитывать, что и тебе не откажут в помощи, когда будешь нуждаться в чем-либо, да и оказывая помощь, не будут ставить тебе это на вид, не будут пробуждать в тебе чувств озлобленной неблагодарности. Согрей сердце свое любовью не только к тем, которые любят тебя, но и к врагам своим; молись за них, чтобы Господь смягчил и их сердца; помогай и им и верь, что твоя всепрощающая любовь даже к ненавидящим тебя обезоружит их, заставит и их полюбить тебя. Ты обижаешься и негодуешь, когда знакомые твои осуждают тебя за какие-либо ошибки в жизни, за бестактные поступки, когда злословят тебя за них? Но загляни в свое прошлое, и ты увидишь, что сам не безгрешен в этом отношении, что сам не прочь был иногда позлословить и осудить ближнего. Не злословь же, не осуждай никого, и тебя не будут злословить. Не приходилось ли тебе когда-либо слышать от своих знакомых, что такой-то человек никогда и ни о ком не говорил дурно? Не припомнишь ли, с каким уважением они отзывались о том человеке? Не убеждаешься ли, что такого человека никто не решится ни осуждать, ни злословить? Старайся почаще заглядывать в свою душу, осуждай себя за грехи, отстань от них, исправься, и тогда познаешь, как исправить брата своего. Ты возмущаешься, когда другие люди лгут, обманывают, нарушают свое слово, даже клятву. Не обманывай же и сам никого, никогда не лги, будь всегда и во всем настолько правдив, чтобы все верили твоему слову, не требуя никаких клятв. Ты испытываешь невыразимые муки, когда узнаешь про неверность своей жены? Но вправе ли ты осуждать ее? Сам-то ты безгрешен ли в этом отношении? Будь же прежде всего сам целомудренным, не прелюбодействуй, не развратничай; мало того, не делай ничего такого, что влечет к этому греху, даже мысленно не возбуждай в себе половой похоти к посторонней женщине (не жене твоей); и только тогда ты будешь вправе чувствовать обиду, нанесенную тебе неверностью жены. Ты, конечно, желаешь, чтобы никто не нарушал твоей телесной неприкосновенности, чтобы никто не обижал тебя и даже ничем не выражал своего гнева или презрения к тебе? Но загляни в свое прошлое и увидишь, что нередко обида, причиненная тебе, пробуждала в твоем сердце жажду мести, желание воздать противнику не только тем же, но и гораздо большим, сторицей? Подумай, как больно было бы тебе, если бы обиженные тобой мстили тебе за каждую причиненную тобой обиду! Поэтому не только не мсти никому, но даже не трогай никого; будь кроток, не гневайся, не унижай ближнего не только обидным словом, но даже и презрительным взглядом. Если кто обидел тебя, прости ему обиду; верь, что своим великодушием ты обезоружишь его, а если ты сам обидел кого, спеши к обиженному, проси прощения, мирись с ним скорее; будь уверен, что тебя все простят, если будут знать, что и ты прощаешь всем... Вообще, во всем поступай с людьми так, как хочешь, чтобы и они поступали с тобой.
Вот бремя, возлагаемое на вступающих в Царство Божие, где царят Любовь и Добро! Призывая к Себе, в это Царство Любви и Добра, всех труждающихся и обремененных и обещая дать им душевный покой, Христос сказал: Возьмите на себя иго Моих заповедей, смотрите на Меня, как Я исполняю их, и познайте, что
иго Мое благо, и бремя Мое легко (Мф. 11, 30).
1 2 3 4 5