Придет то времечко

(Из романа А. Чапыгина «Разин Степан»)

Высоко над Волгой, на третьей ступени Девичьей горы, среди редких елей раскинут шатер атамана. На ступенях горы до шатра рубленые сходни в толстых бревнах. Книзу по Волге, в бухте за Девичьей горой, стоят струги и боевые челны атамана. На стругах на железных козлах-подкладках горят огни. На палубах говор, шум хмельной и песни под звон домры. Звонче других и чище голосом поет круглолицый, матерый, с пухом черной бороды, брат атамана Фролка.
Шатер атаманский из парусов: под парусами, лицом в шатер, ковры натянуты. Раскинуты ковры и по земле до половины шатра. У дверей разложен огонь. Пламя огня поддерживает атаманский бахарь и песенник старик Вологженин. Иногда пространной невидимой грудью вздохнет горный ветер, зашумят ели, засвищут их ветки, шевельнет ветром полотнища шатра, вставшего на дороге, но сдвинуть стен шатра не может волжский ветер — покрутит пламя, широкими горстями кинет золото гаснущее искр на ковры, тогда ярче зеленеют сапоги атамана да блещут на них подковки. Черный кафтан на атамане подбит лисицей, оторочен по подолу и вороту бобром, правая пола отогнута, под кафтаном кроваво-красный кармазинный полукафтан, за кушаком пистолеты. Атаман лежит на подушках, облокотился на толстый низкий пень срубленного дерева, глядит в широкий разрез дверей, и видно ему берег дальний, слитую в туман землю с небом при свете как будто накаленного добела месяца. Не пьет атаман, думает, сдвинув на лоб красную бархатную шапку. Думает свое старик бахарь у дверей шатра и заговорить с батькой не смеет. Видит атаман, как старый сказочник прячет от припека огня свою домру за ковер, чтоб не портились струны.
— Что ж ты, дид, играть закинул? Песня мне не мешает...
— Аль не чуешь, атаманушко, как брателко твой Фрол Тимофеевич взыгрался? Чай, до Самары гуд идет! Я же к тому гуду тож причуиваюсь...
— На черта мне игра Фролки! Саблей играть не горазд. На домре старикам играть ладно — казаку не время нынче... Играй ты.
Выволок старик бахарь домру, потренькал, настраивая, и, припевая, стал подыгрывать:

Гой ты, сине-лучистое небо над маткой-рекой!
На тебе ли пылают-горят угольки твоих звезд вековечные...
Твоим звездам под лад
Под горою огни меж утесами, камнями старыми...
Прозывается место прохожее «Яблочный квас».
А те звезды — огни все поемных людей,
Из-за Волги-реки приноровленных.
То огни у костров ерзи-мокши людей со товарищи...
Кто не чует — я чую огни, голоса,
Кобылиц чую ржанье!
Да огни у нагайцев, идет татарва,
Со улусы башкирия многая...
А к огням у своих — мужики прибрели.
Русаки к русаку присуседились.
С головой на плече супротивных своих.
Не одна, и не две, много, много боярских головушек
Принесли мужики к заповедным огням.
С головами боярскими — заступы,
Принесли топоры, вилы, косы с собой.
Пробудилась, знать, Русь беспортошная!
Эх, гори, полыхай злою кровью, холопское зарево!
На лихих воевод, что побором теснят
Да тюрьмой голодят, бьют ослопами до смерти...
Мы пришли вызволять свои вольности
С атаманом, со Стенькою Разиным,
От судей, от дьяков, от подьячих лихих,
Подавайте нам деньги и бархаты.
Нашим женам вертайте убрусы, шитье
Да тканье золотое со вираньем.
Не дадите, пойдете, как пес, меж дворы
Со детьми да роднёю шататися,
Божьей милостью — с нашей мужицкой казны
И убоги и нищи кормитися.