Поддельная булава

В окружной станице жил смекалистый мастер. Купцам он поправлял карманные часы из настоящего и накладного золота, стенные с боем и с кукушкой. Купеческим дочкам делал колечки и перстеньки с драгоценными камнями. Для станичных и хуторских атаманов булавы из чистого серебра. Делал он их все, как полагается, с коронами и двуглавыми орлами, с чеканкой и всякой подчернью.
Плутоват был мастер, хотя вид у него был богобоязненный – большая окладистая борода, плешь на всю голову, точно святой угодник, словно он только что сошел с иконы. С виду одна святость, а на деле – первостатейный мошенник. Как-то раз мастер решил обмануть всех станичных и хуторских атаманов. Сделал булавы им из меди, а от настоящих никак не отличишь. Сверху серебром покрыл. С пробою все тоже благополучно. Мастер накупил серебряных чайных ложечек, что подешевле, пробы повырезал из них и впаял в атаманские булавы. Блестят они, и атаманы довольны. Только одна булава у нашего атамана облезла сразу, почернела, заржавела, на серебряную не похожа. Атаманша ее хоть и терла мелом, песком, ничего не помогает.
Разобиделся атаман, к окружному поехал. Пожаловался на мастера. Сначала на словах, а потом изложил жалобу на гербовой бумаге.
Окружной атаман позвал мастера, кулаком по столу стучит, ногами топает.
– Засужу тебя, будешь ты у меня двенадцать лет на каторге ходить в кандалах!
Сначала оробел мастер, упал в ноги окружному атаману, а потом тянет из кармана четвертную, низко кланяется, на стол кладет.
– Помилуйте!…
Окружной атаман немного подобрел, стучать не стучит уже и топать не топает, говорит:
– Судить тебя буду!
Еще раз мастер кланяется, кладет на стол полсотню. Окружной атаман еще больше помягчел, а на лбу морщинки у него остались, не разгладились.
– Без суда – нельзя.
Тут мастер в третий раз низко-низко кланяется, целую сотенную кладет на стол. Совсем одобрел окружной атаман, все до одной морщинки у него разгладились, махнул рукой.
– Иди, Бог с тобою, как-нибудь обойдемся без суда. Ушел мастер. Окружной атаман денежки положил себе в карман, а станичному атаману сказал:
– Дело твое с булавой придется прекратить, нет у тебя против мастера ни улик, ни свидетелей.
Так оно, это дело, с тем и заглохло.
Жил себе в окружной станице мастер и всякими правдами и неправдами наживал деньгу, богател. Знал он, что если в кармане есть золото и серебро, то тогда все сойдет ему с рук.

Жалоба на сову

Собрался станичный атаман посмотреть табунный расход, проверить, как пасутся там косяки лошадей. Распорядился, и тут же подали ему тройку лошадей. Скачет по дороге – пыль клубами, бубенцы заливаются на разные голоса. До табунного расхода было два десятка верст, но атаман враз до него докатил. С дороги отдохнуть вздумал, полость разостлал под дубовым кустиком, выпивку и закуску разложил, до самого вечера прохлаждался. А как село солнце, то приказал собрать весь табун, охота посмотреть ему на коней, как они выглядят.
Быстро собрали табунщики лошадей к дубовому кустику, где на полости, подобрав под себя по-турецки ноги, сидел атаман. Тут же стояла и его тройка.
Атаман поглядывает на лошадей, а в это время вдруг поблизости в диком вишеннике как заорет, заухает сова. У атамана от неожиданности глаза полезли на лоб, он как гаркнет на табунщиков:
– Это что тут у вас за беспорядки!
Табунщики оробели, атамана испугались, ни живы, ни мертвы стоят. Один лишь осмелился и еле-еле выговорил:
– Ваше благородие, господин станичный атаман, это тут такая у нас птица – сова.
– Гнать ее вон!
Табунщики рады стараться, тут же кинулись к дикому вишеннику и ну шугать сову. Она вылетела и давай над табуном из стороны в сторону шарахаться. Табун от нее в разные стороны, ни одной лошади не осталось. Атаманская тройка хватила так, что ее только и видели. Пришлось атаману в станицу со своим ямщиком идти пешком. Явился домой атаман. От атаманши, чтобы она не докучала ему, в горнице заперся и начал писать жалобу на сову:
«Его превосходительству господину окружному атаману».
Поставил точку, подумал и дальше строчить принялся:
«Всепокорнейше прошу вас, ваше превосходительство, привлечь к ответственности и сурово наказать паскудную птицу сову, проживающую на табунном расходе нашей станицы, так как у нас эта птица нарушает порядок, оскорбляет мое атаманское достоинство. Она испугала мою тройку, так что та ускакала от меня в станицу. Мне пришлось унизиться и идти двадцать верст пешком с ямщиком. Поэтому прошу покорнейше не отказать в этой моей просьбе».
Атаман настрочил свою жалобу, подписал, вложил в пакет. Большой сургучной печатью запечатал. Кликнул конно-нарочного, отдал ему и приказал, не жалея коня, тут же скакать в окружную станицу.
Так-то вот писал станичный атаман жалобу окружному на сову – птицу крамольную и зловредную.