Сугрива забывает о своем обещании

Когда Сугрива стал государем Кишкиндхи, он не стал заниматься царскими делами, а передал управление царством своим советникам. Они вершили суд и собирали налоги, охраняли границы Кишкиндхи от набегов, понуждали подданных соблюдать законы. А Сугрива предался забавам и утехам со своей женой Румой и Тарой, которая давно была ему желанной. Тара тоже стала супругой Сугривы, и он со своими женами не расставался. Все дни и ночи проводил он с ними, предаваясь любви и не ведая огорчений. В пирах и веселье проходило время государя Кишкиндхи, и он не замечал его течения.
Однажды Хануман напомнил Сугриве, что пора дождей подходит к концу и надо будет исполнять обещание, которое государь дал сыновьям Дашаратхи. «Пора, нам, государь, — говорил Хануман Сугриве, — подумать о том, как помочь Раме в поисках Ситы. Дело это будет не простое, борьба с Раваной будет опасной. Но сначала нам надо найти его. А чтобы найти и одолеть похитителя Ситы, нужно огромное войско». И Сугрива повелел созвать в Кишкиндху всех обезьян, живущих в этом мире, обучить их воинскому искусству и послать на поиски Ситы. Так сказал государь Хануману, удалился в свои покои и с женами опять не расставался.
Вскоре кончилось дождливое время, и нестерпимо стало Раме ожидание. Тоска по Сите становилась все сильнее, и однажды Рама сказал младшему брату: «Ты видишь, Лакшмана, отступает дождливое время. Земля уже насытилась влагой и принесла богатый урожай. Гром уже не грохочет так громко — тучи плывут к горным вершинам с тихим рокотом и, приблизившись к ним, затихают. Они уже отдали земле всю влагу, посветлели и стали спокойнее, как слоны после весенней течки.
О сын Сумитры, затихли уже грозные бури и ливни, не слышно грома, успокоились птицы и звери. Вершины холмов, омытые дождями и залитые лунным светом, так прекрасны в эти светлые ночи! Воистину, наступает желанная осень и всему придает очарование: и зеленеющему лесу, и ласковому дневному солнцу, и лунному свету, и небесным звездам. Лотосы раскрываются с зарею, томно и приятно жужжат трудолюбивые пчелы, цветы наполняют воздух сладостным ароматом. Яростные слоны затихли, а лебеди слетелись к берегам рек отовсюду и, попавшись в сети великого Камы, весело играют. Гордые павлины гуляют, глядя в небо, как подвижники, созерцающие бога, отвергшие любовь и женщин. Золотые деревья с отяжелевшими от плодов ветвями согнулись и смотрят в землю. Успокоились речные потоки, просветлело небо, и веет тихий ветер, насыщенный ароматом лилий. Как красавицы в светлых одеждах, приходят ночи с серебряной луной, с яркими звездами, усеявшими все небо. И чистые воды Пампы с белоснежными лилиями, спящими на водной глади, подобны безоблачному ночному небу, украшенному звездами и луною. Легкий ветер колышет яркие цветы у берегов тихих речек, земля разрешилась от бремени богатым урожаем, и величавым спокойствием дышит вся природа. Это значит, о Лакшмана, что к нам пришла желанная осень, а дожди она надолго прогоняет.
О доблестный сын Сумитры, это время удобно для враждующих государей, которые ищут войны друг с другом. Осень — лучшее время для боевых походов, но не вижу я, чтобы Сугрива помнил о своем обещании. О сын Сумитры, я весь во власти тоски и горя, и эти четыре месяца дождей и грома показались мне столетием. Сугрива забыл обо мне, разлученном с дорогой супругой, лишенном царства, убитом горем. Не сочувствует он моему несчастью; ему, счастливому, оно сейчас непонятно. Уж не думает ли он, что я уже для него не опасен, что оградят его от меня крепкие стены Кишкиндхи, что я без престола и власти для него недостойный противник? Уж не думает ли Сугрива, что Рама, оскорбленный похитителем Ситы, погруженный в мечты о любимой супруге, уже не в силах стрелять из лука? Видно, Сугрива забыл, кому он обязан своим счастьем!
Настало время приступить к розыску Ситы. Ступай, Лакшмана, в Кишкиндху и передай этому неразумному обезьяньему государю: «Тот, кто нарушает слово, данное могучему покровителю и другу, не заслуживает снисхождения. Тот же, кто держит свое слово, доброе оно или дурное, славится людьми повсюду. Тот, кто принимает от друзей помощь, любовь и ласку, а сам к несчастью друзей равнодушен, считается неблагодарным, и нет ему прощения в этом мире». И еще спроси, Лакшмана, у Сугривы, уж не хочет ли он увидеть на поле боя, как летят стрелы из моего золотого лука; уж не хочет ли он послушать, как в разгаре боя гудит, как гром небесный, тетива моего лука. Передай Сугриве, что, если он не выполнит свое обещание, с ним случится то же, что случилось с его братом Валином. Пусть государь Кишкиндхи вспомнит, что союз и дружба нужны нам обоим. Четыре месяца провел Сугрива в наслаждениях и забавах, а я томился в тоске и горе. И еще скажи нечестивому Сугриве, что, если он не приступит к поискам Ситы, Рама все его царство уничтожит и ни одной обезьяны на земле живой не оставит».
Лакшмана загорелся гневом, слушая речь старшего брата. Он очень любил великого Раму, вместе с ним тосковал о пропавшей Сите, делил с Рамой все радости и несчастья, и равнодушие Сугривы к их бедам приводило его в ярость.
«Сугриву надо убить и отправить на небо к Валину, — сказал Лакшмана горестному Раме. — Не следовало давать ему престол в Кишкиндхе». Но Рама успокоил разгневанного брата: «Ты ступай к Сугриве без ярости и злобы и напомни ему о его обещаниях».
И Лакшмана пошел в Кишкиндху. С грозным луком в руках, с глазами, покрасневшими от гнева, сын Сумитры шел через лес, как разъяренный слон, ломая деревья и дробя на куски камни, попадавшие ему под ноги. Но когда Лакшмана подошел к Кишкиндхе, то понял, что пройти в нее будет не просто. Кругом ходили обезьяны с могучими лапами и острыми клыками. Они испугались, когда увидели Лакшману, идущего к Кишкиндхе, с грозным луком и красными от гнева глазами. Дозорные схватили в руки большие каменные глыбы, вырвали с корнем из земли деревья и приготовились к битве. Но Лакшмана увидел у ворот Ангаду и сказал ему строго: «Пойди и скажи Сугриве, что Лакшмана, сын Сумитры, удрученный несчастьем своего брата, пришел к государю Кишкиндхи и ожидает его у ворот столицы. Пусть Сугрива вспомнит о том, что он обещал великому Раме».
Ангада почтительно поклонился Лакшмане и пошел в Кишкиндху. Он прошел через городские ворота, вступил в дворцовые покои и нашел Сугриву в объятиях Румы.Опьяненный вином и любовью, Сугрива сладко спал на богатом ложе. Спящий, он не понял того, что сказал ему сын Тары, и долго еще не мог проснуться. И только когда завыли от страха перед сыном Сумитры могучие дозорные обезьяны, лишь тогда проснулся Сугрива, и его охватило беспокойство. Он спросил своих советников в тревоге, почему так страшно кричат дозорные, и друзья Сугривы все разъяснили ему. Советники дали разумный совет хмельному царю Кишкиндхи: «Пойди, государь, к воротам, почтительно поклонись брату Рамы и проводи его в свои покои. Успокой гнев Лакшманы и досаду и скажи, что Сугрива своих друзей не забывает, что он свои обещания исполняет, что Рама напрасно на него в обиде».
Тогда Сугрива ответил своим советникам: «Я не сделал сыновьям Дашаратхи ничего дурного, ни Лакшмане, ни Раме. И потому у меня нет страха перед ними. Мои враги не видят моих достоинств, они видят только мои пороки. Наверное, они Лакшмане сказали, что я совсем беззащитен. Однако опасны друзья, гневающиеся без причины. С ними нужно быть осторожным».
Хануман, первый царский советник, склонился перед Сугривой и почтительно сказал ему: «О владыка Кишкиндхи, все мы многим обязаны сыну Дашаратхи. Твой верный союзник, благородный Рама помог тебе, государь, вернуть власть и богатство. Он избавил тебя от угрозы смерти, вернул тебе прекрасную Руму. Уже четыре месяца ты — господин Кишкиндхи, ты живешь в роскоши и богатстве, и с тобою твои любимые жены. А великий Рама живет в холодной пещере, и нет у него ни власти, ни богатства. Злобный Равана похитил у него Ситу, и горе истерзало его душу. Нас всех в Кишкиндхе истомило дождливое время, а несчастному Раме оно показалось вечностью. Давно уже дожидается сын Дашаратхи, что ты, Сугрива, вспомнишь о нем и его несчастье. Он надеется, что ты помнишь свои обещания и твердо держишь свое царское слово. Великий Рама верит, что ты поможешь разыскать его супругу, а ты об этом даже не вспомнил. Давно уже кончилось дождливое время, уже наступила благодатная осень, а ты еще ничего не сделал для своего союзника и друга. Поэтому и пришел сюда Лакшмана в гневе и требует от тебя ответа. Рама и Лакшмана гневаются справедливо, и нам надо свою вину исправить.
Ты выйди, великий царь, к Лакшмане с ласковым приветом, проводи его в свои покои с почетом и будь с ним кротким и терпеливым. Пусть Лакшмана выскажет тебе свои упреки, а ты прими их, государь, без гнева. Упреки сыновей Дашаратхи не должны тебя обидеть. Кротостью и лаской ты успокой младшего брата Рамы и обещай ему сделать все, как должно. Ты скажи ему, Сугрива, что мы немедля приступим к розыску прекрасной царевны Митхилы».
Мудрая речь благородного Ханумана понравилась Сугриве, и он во всем согласился со своим другом.
Сугрива велел своим дозорным обезьянам поклониться Лакшмане с должным почтением и немедленно пропустить его в Кишкиндху. Крепкие ворота, ведущие в столицу Сугривы, широко распахнулись перед доблестным братом Рамы, и Лакшмана вошел в прекрасный пещерный город. Земными поклонами встречали Лакшману напуганные обезьяны, а он гордо шел по Кишкиндхе, сжимая в руках меч и стрелы.
Вскоре Лакшмана остановился перед огромной и светлой пещерой — то были чертоги государя Кишкиндхи. Все в этой пещере было прекрасно: и колонны, и драгоценности, и утварь. Цветущие сады украшали пещеру, и на стенах ее сверкали драгоценные камни. Редкие цветы насыщали воздух нежным ароматом, а чистые водоемы давали обитателям пещеры спасительную прохладу. И роскошное жилище царя Кишкиндхи было подобно чертогам Индры, повелителя молний. Приближенные Сугривы, знатные обезьяны, потомки гандхарвов и великих богов, в прекрасных одеждах и с гирляндами на шее наполняли пещеру. Семь покоев прошел сын Сумитры и остановился наконец перед опочивальней Сугривы. Двери в нее были открыты; и взору Лакшманы представились золотые и серебряные ложа повелителя Кишкиндхи. Звуки музыки и чарующего пения доносились из опочивальни, и юный Лакшмана не решился войти в нее сразу. Он увидел в опочивальне Сугривы красавицу, гордую молодостью и красотой, и была она из знатного рода. Драгоценные камни и золотые ожерелья, серебряные серьги и браслеты украшали ее, а на голове у нее был венок из прекрасных цветов, источающих благоухание. Лакшмана увидел красавицу и смутился. Он все еще гневался на Сугриву, но ему стало стыдно, что прошел он без спросу на женскую половину царского дома. Перед смутившимся братом Рамы стояла прекрасная царица Тара. Это Сугрива послал ее Лакшмане навстречу, когда, услышав грозный звон его тетивы, почувствовал великий страх перед могучим сыном Дашаратхи. Государь Кишкиндхи знал свою вину перед Рамой и страшился его гнева. Он помнил, как стрела Рамы покарала неправедного Валина, и не хотел расставаться с жизнью. Хитрый Сугрива попросил Тару выйти Лакшмане навстречу и умилостивить его своей обходительностью и красотою. Сугрива сказал ей: «О прекрасная, выйди к младшему брату Рамы и успокой его искренними речами. Когда увидит тебя юный воин, то гнев скоро его оставит. Лакшмана добр и благороден, он никогда не скажет тебе, красавица, грубого слова».
Воистину, Лакшмана обуздал свой гнев, когда увидел Тару, и встал перед ней, опустив голову на грудь, как подвижник. А прекрасная и хмельная Тара смело спросила у сына Сумитры: «О сын великого Дашаратхи, кто посмел тебя разгневать? Кто ослушался твоих повелений? Кто может пройти равнодушно мимо огня в лесу, полном сухих деревьев?» Лакшмана ей ответил приветливо и дружелюбно: «Ты хочешь блага своему супругу, прекрасная Тара, и не хочешь видеть, как он погружается в пороки. Сугрива так отдался любовным забавам, что благочестие и благородство скоро его покинут. О Тара, сыновья Дашаратхи живут в тоске и печали, а государь Кишкиндхи живет в роскоши и неге и совсем забыл о своем долге. Он не хочет помнить, что обещал помочь моему великому брату разыскать Ситу. Он забыл о том, что Рама — его благодетель и что Сугрива обязан моему брату дружбой. Давно уже прошло время дождей, давно наступила осень, а твой супруг не вспоминает о своем долге». Тара ласково ответила сыну Сумитры: «Нехорошо тебе, Лакшмана, испытывать злобу к своему верному другу. Только добра желает вам Сугрива, и ты должен простить ему оплошность. Вам, сыновьям Дашаратхи, истинным подвижникам и праведным людям, должно проявить милосердие к Сугриве и не взыскивать с него строго. Ты, Лакшмана, сказал истинную правду, уже давно наступила осень, уже пора идти на поиски Ситы, и Рама гневается справедливо. Воистину, наш государь, благородный Сугрива, свой долг союзника и друга не исполнил. Но ты, сын Сумитры, должен простить своего друга. О великий воин, тебе, наверное, известна непреодолимая сила Камы, бога любви. Это из-за него, из-за Камы, сердце и мысли Сугривы далеки были от деяний. Ведь даже человек, охваченный любовью, забывает обо всем на свете. А Сугрива — всего лишь обезьяна. Будь к нему, Лакшмана, милосерден. Буйная страсть завладела повелителем обезьян Сугривой, и он, утратив стыд, забыл о своем долге.
Да и мог ли он не поддаться великой силе могучего Камы? Ведь даже великие подвижники иногда не в силах устоять перед властью страстей. А наш государь, царь Кишкиндхи, воин простой и веселый, и он безмерно счастлив, вернув себе царство и богатство. Но любовь не совсем овладела Сугривой, наш благородный государь думал о вашем благе и готовился к поискам Ситы. Уже все обезьяны мира знают, что им нужно идти на помощь сыновьям Дашаратхи. Десятки тысяч обезьян, могучих и быстрых, собрались в Кишкиндху по повелению Сугривы. О грозный Лакшмана, будь милостив к нашему государю и войди к нему без обиды и гнева».
Лакшмана вошел в опочивальню и увидел там Сугриву, сидевшего на роскошном ложе в окружении красавиц. Пышные царские одежды облекали государя Кишкиндхи, и драгоценные камни, как солнце, сверкали в его короне.
Тяжело дыша, с вздымающейся грудью, вступил разгневанный Лакшмана в опочивальню Сугривы и остановился, сжимая в руках лук и стрелы. И страшно стало государю Кишкиндхи. Он вскочил с золотого трона и, окруженный красавицами, поспешил навстречу посланцу могучего Рамы.
Тогда Лакшмана сказал Сугриве: «Ты лжив и бесчестен, царь Кишкиндхи. Ты не помнишь добра, Сугрива, и не знаешь, что такое благодарность. Ты весь во власти греха и порока, ты даже царством своим не правишь, и нет у тебя сочувствия к чужим бедам. Напрасно великий брат мой помогал тебе сражаться с Валином, напрасно он взял тебя под свою защиту, ты не достоин дружбы сыновей Дашаратхи. Ты словно змея, которая квакает, как лягушка, чтобы заманить к себе в пасть глупых лягушек, и не знает об этом могучий Рама. Тебе, Сугрива, следует помнить, как меткие стрелы Рамы отправили твоего брата на небо. Тебе придется немедля свой долг исполнить и не нарушать больше своей клятвы, не то ты не останешься государем Кишкиндхи надолго и немедленно встретишься со своим братом Валином».
Царь Кишкиндхи был так напуган гневной речью сына Сумитры, что не мог вымолвить ни слова. И тогда луноликая Тара обратилась к Лакшмане с такими словами: «Ты не должен, доблестный брат Рамы, говорить с Сугривой так сурово. Государь Кишкиндхи — великий повелитель, и он не может слушать такие оскорбительные речи. Не настолько грешен владыка обезьян Сугрива, чтобы ты его так порочил. Наш государь правдив, простодушен и всегда платит добром за добро. И не забыл он, как великий Рама помог ему овладеть Кишкиндхой. И Сугрива, и все его жены, и все советники государя — все мы знаем, что счастьем, радостью и богатством мы обязаны могучему сыну Дашаратхи.
Ты не думай, Лакшмана, что Сугрива уже забыл долгие годы изгнания, нищеты и страданий. Еще нет и полугода, как Сугрива стал государем Кишкиндхи, и счастье помрачило его рассудок. И не столь уж велик его проступок, прославленные подвижники совершали грехи потяжелее. Я расскажу тебе, Лакшмана, как случился грех с Вишвамитрой.
Некогда Вишвамитра отказался от царства и ушел в горы, чтобы жить как подвижник. Сотни лет он подвергал себя суровому покаянию, чтобы добиться большей святости, чем Васиштха. Неколебимо тверд был в своих обетах Вишвамитра, но и его опутал своими сетями могучий Кама. Вишвамитра влюбился в небесную деву и даже не заметил, как десять лет в грехе пролетели.
Так разве можно так строго судить Сугриву? О Лакшмана, о доблестный сын Дашаратхи, пусть великий Рама простит своего друга, который долгие годы жил без любви и ласки. Не подобает вам, воителям благородным и знатным, гневаться на государя Кишкиндхи. Я клянусь тебе, Лакшмана, что ради вашего блага, ради блага Ситы, прекрасной царевны Митхилы, Сугрива откажется и от жен, и от богатства, и от власти.
Ракшасов у Раваны десятки и сотни тысяч, и надо их всех уничтожить, чтобы освободить Ситу из плена. И трудно будет великому Раме справиться с ними со всеми и одолеть Равану в битве, если не помогут ему Сугрива и его бесчисленное обезьянье войско. Пока Рама будет сражаться с Раваной, храбрые рати Сугривы уничтожат всех ракшасов, хищных пожирателей мяса.
Ко всем племенам обезьяньим уже мчатся посланники Сугривы. Всех обезьян на свете они приведут в Кишкиндху, чтобы идти походом на поиски Ситы. Потому и не торопился царь Кишкиндхи, что ожидал, когда прибудут в столицу обезьяны. А сегодня они все уже собрались, и не окинуть взором несметное войско Сугривы. С ними вместе пришли и медведи лесные, и все они хотят помочь великому сыну Дашаратхи.
Вот почему, Лакшмана, ты не должен давать волю ярости и гневу и бранить строго ни в чем не повинного царя Кишкиндхи. В ярости лицо твое страшно, сын Сумитры, и, как Смерть, пугает оно обитателей Кишкиндхи».
Лакшмана был доволен словами Тары, и гнев его утих понемногу. Сугрива заметил, что Лакшмана стал добрее, и отбросил страх, как отбрасывают промокшие от дождя одежды. Царь Кишкиндхи снял с себя пышные царские одежды, снял драгоценные украшения и золотые ожерелья и почувствовал себя бодрым и сильным, как прежде. И, радуя Лакшману, обладателя грозного оружия, мощью своих рук и силой духа, Сугрива, повелитель обезьян, сказал ему: «О сын Сумитры, милость и дружба Рамы помогли мне вернуть все, что я утратил, — и власть, и царство, и богатство, и жен моих любимых. Благо великому сыну Дашаратхи! Теперь я — владыка вечного царства обезьян — Кишкиндхи, и слава моя никогда отныне не померкнет. Все обезьяны мира придут на помощь благородному Раме, обладателю несравненной мощи, и мы скоро найдем прекрасную супругу сына Дашаратхи. Все мои подданные, все обезьяны на земле готовы выполнить любое повеление твоего великого брата, способного одной стрелой пробить семь могучих деревьев. О сын Сумитры, скажи мне, что надо сделать для прославленного сына Дашаратхи, который звоном тетивы своего лука сотрясает землю и горные вершины? Пусть прикажет Рама, мой друг и союзник, и я пойду для него па край света. Ради блага великого Рамы я брошу моих жен, брошу царство, расстанусь с роскошью моих чертогов и буду, как раб, служить сыну Дашаратхи».
Слова Сугривы, государя Кишкиндхи, успокоили гневного сына Сумитры, в душе его пробудилось чувство дружбы к Сугриве, и он сказал: «О брат мой, повелитель обезьян Сугрива. Горе Рамы испепелило мою душу, и я пришел наказать тебя за измену. Но я ошибся, и ты прости мне обидные речи. Я не гневаюсь на тебя больше. Такова, я вижу, твоя природа — и в любви, и в дружбе ты все забываешь. Но ты наделен самоотверженностью, мужеством и силой, и на тебя можно опереться в несчастье. Несомненно, ты достоин быть повелителем Кишкиндхи».
Встреча с гневным братом Рамы, грозным сыном Сумитры, которого так испугался вначале Сугрива, закончилась миром и согласием, и царь Кишкиндхи шепнул на ухо Хануману: «Немедля разошли гонцов в Гималаи и горы Виндхья. Пусть мчатся наши гонцы ко всем обезьянам и медведям на западе и на востоке. Пусть вожди со своими племенами поспешат в Кишкиндху. И чтобы сегодня все были в моей столице. А тех вождей, тех обезьян, которые посмеют ослушаться моего приказа, пусть тотчас покарают смертью».
Хануман, сын могучего Вайю, выслушал приказ своего государя и немедля отправил гонцов во все стороны света. И вскоре сотни тысяч обезьян, малых и великих, слабых и могучих, отовсюду поспешили в Кишкиндху. С ними вместе бежали грозные лесные и горные медведи, и земля затряслась под ногами подданных Сугривы, мчавшихся к Кишкиндху по зову своего государя.
И вскоре под стенами Кишкиндхи собралось несметное обезьянье войско, и с ними были друзья Сугривы — лесные и горные медведи. Сотни тысяч, миллионы подданных царя Кишкиндхи окружили его столицу, готовые идти по приказу своего государя на край света. И все они явились с великими дарами, принесли с собой плоды и коренья, чтобы подарить их своему владыке.
Вожди обезьян и медведей с почтением пошли навстречу Сугриве и сыну Сумитры; склонив головы, поднесли они великие дары своему господину со словами: «Ты повелел, великий царь, и мы здесь, в твоей столице. Приказывай, о великий Сугрива, мы все — твои покорные слуги».
И тогда Сугрива приказал подать ему золотую колесницу, приказал, чтобы запрягли в нее горячих и быстрых коней. А потом государь Кишкиндхи попрощался со всеми женами, сел вместе с Лакшманой и Хануманом в колесницу, и отправились они к пещере, в которой Рама ждал возвращения Лакшманы. Владыку обезьян и сына Сумитры провожали обитатели Кишкиндхи; музыканты трубили в раковины и били в барабаны, а сказители возносили хвалу своему властелину и могучему брату Рамы.