Хануман во дворце Раваны

Там, на просторных дворах, Хануман увидел неукротимых и быстрых коней — рыжих, белых и черных — и могучих слонов, хорошо обученных, несокрушимых в бою; превосходные повозки и колесницы, украшенные изображениями из слоновой кости, золота и серебра, увешанные бубенцами и покрытые львиными и тигровыми шкурами; и угрюмых ракшасов, охраняющих покои Раваны. Он увидел сады, восхитительные строения, предназначенные для дневного отдыха, увеселительные беседки, поляны для павлинов и пруды для лебедей; а в дворцовых покоях, благоухающих сандалом и агуру, оглашаемых звуками лютен и раковин, словно рокотом морских волн, и озаряемых красотою прелестных дев — жемчужин среди женщин, он увидел золотые ложа и асаны, драгоценные сосуды, повсюду бродили разнообразные ручные звери и птицы.
Хануман увидел там чудесную колесницу Пушпака, которую Равана отнял у своего старшего брата Куберы, бога богатства, украшенную блистающими драгоценными камнями, словно небесная твердь — луною и планетами, и способную летать по небу с быстротой ветра, повинуясь воле возничего. Она была так огромна, что на ней смогли поместиться леса и горы, дома из сапфиров и изумрудов с хрустальными и золотыми окнами, золотыми лестницами, искусными изображениями птиц и змей, волков и слонов, сделанными из серебра и кораллов, прекрасное изваяние Лакшми, богини счастья, сидящей у пруда с лотосом в руке.
Обыскав колесницу Пушпака и не найдя на ней Ситы, Хануман пошел дальше. И увидел он перед собою великолепный чертог, озаренный светильниками и факелами, с великолепными прямыми колоннами, возносящимися к небу, с пилястрами и арками, хрустальными террасами, лестницей, выложенной драгоценными камнями, со стульями из слоновой кости, кораллов, серебра и золота. И ветер, донеся до Ханумана запах благовоний, вина и яств, шепнул ему: «Войди, Равана здесь!»
Когда на исходе ночи сын Ветра вступил в покои властелина ракшасов, он узрел там тысячи женщин небывалой прелести и красоты.
Изнуренные вином и плясками, они все спали на полу и ложах, покрытых драгоценными тканями; волосы их были распущены и разметались в беспорядке, одежды сброшены, украшения — браслеты, пояса, жемчужные ожерелья — рассыпались и перемешались на полу, цветочные венки — измяты и растоптаны; и были те юные девы подобны лианам, сорванным с дерева и попранным слоновьими ногами. Охмелевшие от вина и любви, они лежали, погруженные в сон, положив головы одна другой на грудь, или на бедра, или на спину, обнимая друг друга, или закинув руки за голову, или сцепившись руками, словно сплетаясь в гирлянды прекрасных тел. Ветерок, пробегая, шевелил и приподнимал их легкие покровы.
И в местах, отведенных для еды и питья, Хануман увидел остатки роскошного пиршества: груды мяса буйволов, оленей и вепрей, куропаток и павлинов на золотых блюдах, козлятину, и зайчатину, и рыбу — все приготовленное искусными поварами — и различные плоды; золотые кувшины и хрустальные кубки были разбросаны повсюду; одни — полные меда, превосходных вин и напитков из сахара, плодов и цветов, другие — наполовину отпитые, и пустые, и опрокинутые.
Хануман вглядывался в лица красавиц, смеживших очи, подобные лотосам, сомкнувшим свои лепестки с наступлением ночи. Здесь были юные ракшаси и чужеземные царевны, плененные Раваной, дочери могучих раджей и брахманов, дайтьев, гандхарвов и нагов. Одни из них были отбиты Раваной силою у их родителей и родственников, другие, обуянные страстью, сами пришли к нему и стали его женами; и ни одна из них не была взята им в жены против ее воли, — все они были покорены достоинствами его. Но Ситы не было среди них!
Оглядев огромный покой, озаренный светильниками и погруженный в безмолвие, Хануман увидел посреди него возвышение из слоновой кости, золота и ляпис-лазури, с белым балдахином, украшенным цветами, и на том возвышении — золотое ложе, покрытое бараньими шкурами. На ложе покоился спящий Равана, повелитель ракшасов и отрада их дочерей, исполин, подобный облаку на закатном небе. И, увидев его внезапно, Хануман отпрянул словно в испуге; но затем, взобравшись по лестнице до середины, остановился, рассматривая владыку Ланки, подобного спящему тигру.
Он увидел его огромную голову, увенчанную золотой диадемой и украшенную сверкающими серьгами, его широкие плечи, его руки, подобные булавам или пятиглавым змеям; в ногах его Хануман увидел спящих жен и танцовщиц, обнимающих и прижимающих к груди лютни, флейты и тимпаны, словно матери — любимых детей. И отдельно от всех на богато убранном ложе он увидел женщину, прекрасную обликом, сияющую как золото и украшенную редкими драгоценностями. Хануман подумал: «Это, должно быть, Сита» — и, подумав так, он ударил в ладоши, поцеловал свой хвост, издал радостный клич, взлетел по столбу, поддерживающему своды, до самого потолка и соскочил вниз, проявив тем свою обезьянью природу.
Но, приглядевшись, он сказал себе: «Это не может быть Сита. Верная Раме, она не приняла бы участие в пире и не спала бы теперь вблизи Раваны». Та, кого сын Ветра принял вначале за Ситу, была царица Мандодари, любимая жена Раваны, госпожа внутренних покоев.
Убедившись в своей ошибке, Хануман возобновил поиски похищенной супруги Рамы, но, обыскав все дома Ланки и дворец Раваны, обыскав беседки и спальни, он нигде не нашел Ситу. И тогда, охваченный тревогой, он подумал: «Ситы, наверное, уже нет в живых. Чистая и добродетельная, она убита этим владыкой ракшасов, черпающим радость в нечестивых деяниях. Напрасны были мои усилия. Срок, назначенный мне царем Сугривой, миновал. Увы! Что скажут мне обезьяны, когда я вернусь? Они спросят меня, видел ли я дочь Джанаки на Ланке, а что я отвечу им? Что скажет старый Джамбаван, что скажет Ангада? Какой каре подвергнет меня гневный Сугрива?
Но упорство есть источник удачи; поистине, упорный всегда достигает цели. Я обыщу здесь все места, которые я еще не видел. Я снова обыщу все дома, и беседки, и сады, и дороги, и колесницы».
И он снова пустился на поиски, осматривая дворцы и храмы, многоярусные здания и глубокие подземелья, взлетая на кровли и спускаясь на землю, скача вперед и останавливаясь, открывая двери и закрывая, входя и выходя, — и не было в чертогах Раваны пространства в четыре пальца шириною, которое не осмотрел бы и не проверил мудрый вождь обезьян. Он осмотрел дома знати и горные пещеры, леса и городские улицы, холмы и пруды — он видел повсюду множество ракшасов, угрюмых и безобразных, но нигде не увидел Ситы.
Тогда он предался отчаянию: «Я обыскал горы и реки, леса и болота — весь остров и город и нигде не нашел дочери Джанаки. Царь коршунов Сампати сказал, что Сита унесена Раваной на Ланку. Почему же я не вижу ее здесь? Наверное, когда Равана летел с нею по воздуху, он выпустил ее из рук, и она упала в море. Или он здесь убил ее, хранящую супружескую верность, и она, невинная, съедена была его злыми женами.
Что мне теперь делать? Я не могу вернуться к обезьянам. Если я скажу Раме, что Ситы нет, он умрет от горя. Тогда умрет и Сугрива, и все его подданные наложат на себя руки, и опустеют леса и горы, и исчезнет с лица земли племя обезьян. Нет, я никогда не вернусь отсюда в Кишкиндху, не повидав дочери Джанаки. Я стану отшельником и буду жить в лесной глуши, питаясь плодами и кореньями и соблюдая суровые обеты. И, сложив свой погребальный костер, я войду в огонь. Или я брошусь в воду; ибо слава моя погибла, раз я не нашел Ситу. Или я убью злодея Равану и отомщу за нее и за себя».
Затем он подумал: «Я должен снова и снова обыскать Ланку. Вот обширный ашоковый лес, еще не осмотренный мною. Я войду в него». И, помыслив так, он приблизился к священному лесу, бдительно охраняемому ракшасами.