|
Засуха и милосердие Бахрама
Были в некий год жарою спалены поля,
И зерна не уродила щедрая земля.
Был такой во всем Иране страшный недород,
Что голодный пахарь начал есть траву, как скот.
Мир от голода в унынье голову склонил,
Хлеб у скупщиков богатых страшно дорог был.
Весть о бедствии народном шаху принесли,
Молвили: «Простерся голод по лицу земли.
Смерть, страданья, людоедство на земле царят;
Словно волки, люди падаль и людей едят».
И Бахрам решил немедля бедствие избыть.
Двери всех своих амбаров он велел открыть.
А правителям окраин отдал он приказ,
Чтобы людям царских житниц роздали запас.
Написал: «Во всех селеньях пусть и в городах
Люди хлеб берут бесплатно в наших закромах.
У богатого за деньги забирайте хлеб,
Голодающим бесплатно раздавайте хлеб.
А когда не будет ведать голода страна,
Птицам высыпьте остатки вашего зерна.
Чтоб никто в моих владеньях голода не знал,
Чтоб никто от недостатка пищи не страдал!»
А когда голодных толпы к житницам пришли
И домой мешки с пшеницей царской унесли,
Шах зерно в чужих владеньях закупить велел
И закупленное снова раздавать велел.
Он усердствовал, сокровищ древних не щадя,
Милости он сыпал гуще вешнего дождя.
Хоть подряд четыре года землю недород
Посещал, зерно от шаха получал народ.
Так в беде он истым Кеем стал в своих делах,
И о нем судили люди: «Подлинный он шах!»
Так избыл народ Ирана горе злых годин;
Все ж голодной смертью умер человек один.
Из-за этого бедняги шах Бахрам скорбел,
Как поток, зимой замерзший, дух в нем онемел,
И, подняв лицо, Яздана стал он призывать,
И о милости Яздана стал он умолять:
«Пищу ты даруешь твари всяческой земной!
Разве я могу сравняться щедростью с тобой?
Ты своей рукой величье малому даешь,
Ты величью истребленье и паденье шлешь.
Как бы я ни тщился, хлеба в житницах моих
Недостанет, чтоб газелей накормить степных,
Только ты — победоносной волею своей
— Кормишь всех тобой хранимых — тварей и людей.
Коль голодной смертью умер человек один,
То поверь, я неповинен в этом, властелин!
Я не ведал, что бедняга жил в такой нужде,
А теперь узнал, но поздно, не помочь беде».
Так молил Бахрам Яздана, чтобы грех простил,
И Бахраму некий тайный голос возвестил:
«За твое великодушье небом ты прощен,
И в стране твоей отныне голод прекращен.
Да! Подряд четыре года хлеб ваш погибал,
Ты ж свои запасы людям щедро раздавал,
Но четыре года счастья будет вам теперь,
Ни нужда, ни смерть не будут к вам стучаться в дверь!»
И четыре круглых года, как сказал Яздан,
Благоденствовал и смерти не видал Иран.
Счастлив шах, что добротою край свой одарил
И от хижин смерть и голод лютый удалил.
Люди новые рождались. Множился народ.
Скажешь: не было расхода, был один доход.
Умножалось населенье. Радостно, когда
Строятся дома; обильны, людны города.
Дом за домом в эту пору всюду возникал,
Кровлею к соседней кровле плотно примыкал.
Если б в Исфахан из Рея двинулся слепец,
Сам по кровлям он пришел бы к целям наконец.
Если это непонятно будет в наши дни,
Ты, читатель, летописца — не меня — вини.
Народился люд, явилось много новых ртов,
Пропитанья было больше все ж, чем едоков.
На горах, в долинах люди обрели покой,
Радость и веселье снова потекли рекой.
На пирах, фарсанга на два выстроившись в ряд,
Пели чанги и рубабы и звучал барбат.
Что ни день — то, будто праздник, улица шумна.
Возле каждого арыка был бассейн вина.
Каждый пил и веселился, брань и меч забыл,
И, кольчугу сняв, одежды шелковые шил.
Ратный шум, бряцанье брани невзлюбили все,
О мечах, пращах и стрелах позабыли все.
Всякий, у кого достаток самый малый был,
Радовался, услаждался и в веселье жил.
Ну, а самым бедным деньги шах давать велел
На потехи. Всех он видеть в радости хотел.
Каждого сумел приставить к делу он в стране.
Чтобы жизнь была народу радостна вдвойне,
На две части приказал он будний день разбить,
Чтоб сперва трудиться, после — пировать и пить.
На семь лет со всей страны он подати сложил,
Ствол семидесятилетней скорби подрубил.
Тысяч шесть созвать велел он разных мастеров:
Кукольников, музыкантов, плясунов, певцов.
Он велел их за уменье щедро наградить
И по городам, по селам им велел ходить, —
Чтоб они везде ходили с песнею своей,
Чтобы сами веселились, веселя людей.
Меж Тельцом и Близнецами та была пора, —
Рядом шла с Альдебараном на небе Зухра.
Разве скорбь приличествует людям той порой,
Как Телец владычествует на небе с Зухрой?
|
