Соседи

Право, впору было подумать, будто в пруду что-то случилось, а на самом-то деле ровно ничего. Только все утки, и те, что спокойно дремали себе на воде, и те, что вставали на голову вверх хвостами - они и это умеют, - вдруг заспешили на берег. На мокрой глине запечатлелись следы их лап, и издали еще долго-долго слышалось их кряканье.
Вода тоже взволновалась, а ведь всего за минуту перед тем она стояла недвижно, отражая в себе, как в зеркале, каждое деревцо, каждый кустик, старый крестьянский дом со слуховыми оконцами и ласточкиным гнездом, а главное - большой розовый куст в полном цвету, росший над водой у самой стены. Только все это стояло в воде вверх ногами, как перевернутая картина. Когда вода взволновалась, одно набежало на другое, и вся картина пропала. На воде тихо колыхались два перышка, оброненных утками; их вдруг словно погнало и закрутило ветром. Но ветра не было, и скоро они опять спокойно улеглись на воде. Сама вода тоже мало-помалу успокоилась, и в ней опять отчетливо отразился домик с ласточкиным гнездом и розовый куст со всеми его розами. Они были чудо как хороши, но сами об этом не знали - им ведь никто об этом не говорил. Солнце просвечивало сквозь их нежные ароматные лепестки, и на душе у роз было так же хорошо, как у нас в минуты тихого счастливого раздумья.
- Как прекрасна жизнь! - говорили розы. - Одного только хотелось бы нам - поцеловать теплое красное солнышко да вон те розы в воде. Они так похожи на нас! А еще нам хотелось бы расцеловать и тех миленьких птенчиков вон там, внизу. Наверху, над нами, тоже есть птенчики, они высовывают из гнезда головки и попискивают. У них еще нет перышек, как у отца с матерью. Да, славные у нас соседи и вверху и внизу. Ах, как хороша жизнь!
Птенчики наверху и внизу - нижние-то только отражение верхних - были воробьи, мать и отец их - тоже. Они завладели пустовавшим с прошлого года ласточкиным гнездом и расположились в нем как у себя дома.
- Что это плавает по воде? Утиные дети? - спросили воробьишки, увидав утиные перья.
- Не задавайте глупых вопросов! - отвечала воробьиха-мать. - Не видите разве, что это перья, живое платье, какое ношу и я, какое будет и у вас, - только наше-то потоньше! Неплохо бы положить эти перышки в гнездо - они славно греют. Хотелось бы мне знать, чего испугались утки. Должно быть, что-нибудь случилось там под водой, не меня же они испугались... Хотя, положим, я довольно громко сказала вам "Пип!". Тупоголовые розы должны бы знать, что случилось, но они никогда ничего не знают, только глядятся на себя в пруд да пахнут. Ох, как они мне надоели, эти соседи!
- Послушайте-ка этих милых птенцов наверху! - сказали розы. - Они тоже начинают пробовать голос. Они еще не умеют, но скоро научатся щебетать! То-то радости будет! Приятно иметь таких веселых соседей!
В это время к пруду подскакала пара лошадей на водопой. На одной сидел верхом деревенский парнишка. На нем ничего не было, он поснимал с себя все, одну только черную шляпу оставил. Она была черная, с широкими полями. Парнишка насвистывал, словно птица, и забрался с лошадьми на самую глубину пруда. Проезжая мимо розового куста, он сорвал розу, заткнул ее за ленту шляпы и теперь воображал себя страсть, каким нарядным! Напоив лошадей, он уехал. Оставшиеся розы глядели вслед уехавшей и спрашивали друг друга:
- Куда это она отправилась?
Но никто этого не знал.
- Я бы тоже не прочь пуститься по белу свету! - сказала одна роза. - Только нам и в своей зелени неплохо! Днем солнышко пригревает, ночью небо светится еще краше! На нем много маленьких дырочек, через них и видать!
Дырочками они считали звезды - розам ведь можно и не знать, что такое звезды.
- Мы оживляем собою весь дом! - сказала воробьиха. - К тому же ласточкины гнезда приносят счастье, как говорят люди. Вот почему они так рады нам! Но соседи, соседи!.. Этакий вот розовый куст у стены только разводит сырость. Надеюсь, когда-нибудь его уберут отсюда, и на его месте вырастет хлеб. Розы на то только и годны, чтоб любоваться ими да пахнуть, самое большее - торчать в шляпе. От моей матери я слыхала, что они каждый год опадают, и тогда жена крестьянина собирает их и пересыпает солью, причем они получают уже какое-то французское имя, не могу его выговорить, да и без нужды мне. Потом их подогревают на огне, чтобы они были душистее. Вот и все. Они только на то и годятся, чтобы услаждать нос да глаза. Поняли?..
Настал вечер, в теплом воздухе заплясали комары и мошки, облака окрасились пурпуром, запел соловей. Пел он для роз о том, что красота - это как солнечный свет на земле, что красота живет вечно. А розы думали, что соловей поет о самом себе, и не мудрено, что они так думали. Им и в голову не приходило, что песня эта - о них, они лишь радовались ей и думали: "А не могут ли и все воробьишки стать соловьями?"
- Мы отлично понимаем, что поет эта птица, - сказали воробьишки. - Вот только одно слово нам непонятно: что такое "красота"?
- Так, ничего, - отвечала им мать. - Одна видимость! На господском дворе у голубей есть свой дом, там их каждый день угощают горохом и зернами - я, к слову сказать, едала с ними, и вы тоже будете: скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, - так вот, там во дворе есть две птицы с зелеными шеями и гребешком на голове. Хвост у них может распускаться, и как распустится - ну что твое колесо, да еще переливается разными красками, так что глазам невтерпеж! Зовут этих птиц павлинами, вот это-то и есть красота. Пообщипать их немножко - и выглядели бы не лучше нашего брата. Я бы их заклевала, не будь они такие большие.
- Я их заклюю, - сказал самый маленький, совсем еще голенький воробышек.
В доме жила молодая чета - муж и жена. Они очень любили друг друга; оба были такие работящие и расторопные, и в доме у них было очень нарядно и уютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала целый букет самых красивых роз и ставила его в кувшине с водой на большой деревянный сундук.
- Вот я и вижу, что сегодня воскресенье! - говаривал молодой муж и целовал свою милую женушку; потом оба усаживались рядом, а солнце светило в окно, озаряя свежие розы и молодую чету.
- Глядеть на них тошно! - говорила воробьиха, заглянув из гнезда в комнату, и улетала.
Так повторялось из воскресенья в воскресенье, ведь свежие розы появлялись в кувшине каждое воскресное утро: розовый куст цвел все так же пышно. Тем временем воробышки уже успели опериться и тоже хотели полетать с матерью, но воробьиха сказала им:
- Сидите дома!
И они остались сидеть.
А она летела, летела, да и попала лапкой в силок из конского волоса, который закрепили на ветке мальчишки-птицеловы. Петля так и впилась воробьихе в лапку, словно хотела перерезать ее, и боль-то была какая, страх-то какой! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.
- Простой воробей! - сказали они, но все-таки не выпустили воробьиху, а понесли ее к себе на двор, угощая щелчками по носу всякий раз, как она попискивала.
А на дворе у них жил в это время старичок, который занимался варкой мыла для бороды и для рук, в шариках и кусках. Веселый такой старичок, вечно переходил с места на место, нигде не задерживался подолгу. Увидел он у мальчишек птицу, услышал, что они собираются выпустить ее на волю - зачем им простой воробей! - и сказал:
- Постойте! Мы наведем на нее красоту!
Услыхала это воробьиха и вся задрожала, а - старичок достал из своего ящика, где хранились чудесные краски, сусального золота, велел мальчишкам принести ему яйцо, обмазал белком всю птицу и облепил ее сусальным золотом, так что воробьиха стала вся позолоченная. Но она и не думала о таком великолепии, а только дрожала всем телом. А старичок оторвал лоскут от красной подкладки своей старой куртки, вырезал его зубчиками, как петушиный гребешок, и прилепил воробьихе на голову.
- Ну вот, теперь глядите, как полетит золотая птица! - сказал старичок, выпустил воробьиху, и она в страхе понеслась прочь. Вот блеску-то было! Все птицы - и воробьи, и даже ворона, которая не вчера родилась, - не на шутку перепугались, но все, же пустились вслед за воробьихой, желая знать, что это за важная птица такая.
- Прраво, диво! Прраво, диво! - каркала ворона.
- Постой! Постой! - чирикали воробьи.
Но она не желала останавливаться. В страхе летела она домой, каждую минуту готовая упасть на землю, а птиц, летевших за ней, все прибавлялось и прибавлялось - и малых и больших. Некоторые подлетали к ней вплотную, чтобы клюнуть ее.
- Ишь ты! Ишь ты! - щебетали и чирикали они.
- Ишь ты! Ишь ты! - зачирикали и птенцы, когда она подлетела к своему гнезду. - Это, наверное, и есть павлин! Ишь, какой цветастый! Глазам невтерпеж, как говорила мать. Пип! Это и есть красота!..
И они всем скопом принялись клевать ее, так что она никак не могла проскользнуть в гнездо. От ужаса она не могла даже сказать "пип", не то что "я ваша мать". Остальные птицы тоже принялись клевать воробьиху и выщипали у нее все перья. Обливаясь кровью, упала она в самую середину розового куста.
- Бедная пташка! - сказали розы. - Мы укроем тебя. Склони к нам свою головку!
Воробьиха еще раз распустила крылья, плотно прижала их к телу и умерла у своих соседок, свежих, прекрасных роз.
- Пип! - сказали воробышки. - Куда же это запропастилась мамаша? Неужто она нарочно выкинула такую штуку и нам теперь самим придется промышлять о себе? Гнездо она оставила нам в наследство, но вот обзаведемся мы семьями, кому ж из нас им владеть?
- Да уж для вас здесь места не будет, когда я обзаведусь женой и детьми! - сказал самый младший.
- А у меня побольше твоего будет и жен и детей! - сказал другой.
- А я старше вас всех! - сказал третий.
Воробышки заспорили, захлопали крылышками и ну клевать друг друга... И вдруг - бух! - попадали из гнезда один за другим. Но и лежа на земле врастяжку, они не переставали злиться, кривили головки набок и мигали глазом, который смотрел наверх. Манера дуться у них была своя.
Летать они кое-как уже умели; поупражнялись еще немножко и порешили расстаться, а чтобы узнавать друг друга при встрече, уговорились шаркать три раза левою ножкой и говорить "пип".
Гнездом завладел младший и постарался рассесться в нем как можно шире. Теперь он стал в нем полный хозяин, да только ненадолго. Ночью из окон дома полыхнуло пламя и ударило прямо под крышу, сухая солома мгновенно вспыхнула, и весь дом сгорел, а с ним вместе и воробей. Молодые супруги, к счастью, спаслись.
Наутро взошло солнце, и все вокруг смотрело так, словно освежилось за ночь сладким сном. Только на месте дома осталось лишь несколько черных обгорелых балок, опиравшихся на дымовую трубу, которая теперь была сама себе хозяйка. Пожарище еще сильно дымило, а розовый куст стоял все такой же свежий, цветущий, и каждая роза, каждая ветка отражались в тихой во- де.

Стр 1 Стр 2