Славянская царевна. Повесть четвертая
Вторник
стр. 1
В некий Дея месяца день, что был короче Ночи
Тира месяца, самой краткой ночи, —
Хоть все дни недели он красотой затмил,
Это пуп недели был — красный вторник был,
День Бахрама — рдел он, блеском равен был огню,
Ну, а шах Бахрам был тезка и звезде и дню...
В этот день все красное шах Бахрам надел,
К башне с красным куполом утром полетел,
Там розовощекая славянская княжна —
Цветом сходна с пламенем, как вода — нежна —
Перед ним предстала, красоты полна,
Словно заблистала полная луна.
Только ночь высоко знамя подняла
И на своде солнца шелк разорвала,
Шах у девы-яблони, сладостной, как мед,
Попросил рассказа, что отраду льет
Слушателю в сердце. И вняла она
Просьбе, и рассказывать начала она:
«Ясный небосвод — порог перед дворцом твоим,
Солнце — только лунный рог над шатром твоим!
Кто стоять дерзнет пред лучом твоим?
Пусть ослепнет тот под лучом твоим!»
И, свершив молитву, яхонты раскрыла
И слова, как лалы, к лалам приобщила.
Сказка
Начала: «В земле славянской был когда-то град,
Разукрашен, как невеста, сказочно богат.
Падишах, дворцы и башни воздвигавший в нем,
Был единой, росшей в неге, дочери отцом,
Околдовывавшей сердце, чародейноокой,
Розощекой, стройной, словно кипарис высокий.
Чье лицо, как светлый месяц, нет — еще милей.
Дан был солнцем и Бурджейсом светлый разум ей.
И от зависти великой мускус изнывал
И слабел, когда дыханье кос ее впивал.
Словно сон нарцисса, томна темь ее очей,
Аромат цветка несрина — раб ее кудрей.
А вздохнет — и кипарисом всколыхнется стан;
Лик прекрасный разгорится, как заря румян.
Не улыбкой сладкой только и красой она, —
Нет, — она в любой науке столь была сильна,
Столь искушена, что в мире книги ни одной
Не осталось, не прочтенной девой молодой.
Тайным знаньям обучалась; птиц и тварей крик
Разумела, понимала, как родной язык.
Но жила, лицо скрывая кольцами кудрей,
Всем отказом отвечая сватавшимся к ней.
Та, которой в мире целом равной не сыскать,
Разве станет о безвестном женихе гадать? —
Но когда молва по свету вести разнесла,
Что с высот Ризвана к людям гурия сошла,
Что ее луна и солнце в небе породили,
А созвездья и планеты молоком вскормили, —
Каждый был великой страстью к ней воспламенен,
И мольбы любви помчались к ней со всех сторон.
Взять один пытался силой, золотом другой,
Ничего не выходило. Падишах седой,
Видя дочки непреклонность, выбился из сил,
Но спастись от домогательств средств не находил.
А красавица, которой был на свете мил
Только мир уединенья, чьей душе претил
Пыл влюбленных, отыскала гору в тех краях —
Крутобокую, с вершиной, скрытой в облаках.
Замок на горе воздвигла, где клубится мгла...
Скажешь ты: на круче горной выросла скала.
И она отца просила — отпустить ее,
Тот, хоть не желал разлуки, детище свое
Отпустил: как соты меда, спрятал в замке том,
Чтоб назойливые осы не влетали в дом.
Этот замок над обрывом каменным стоял,
В небо бронзовые башни грозно он вздымал.
В высоте над облаками он витал, как сон,
Опоясан пропастями, крепко защищен.
И оттоль княжна разбою тропы заперла,
Глотки алчные заткнула, хищных изгнала.
Ведь она в любой науке сведущей была,
Чудеса умом крылатым совершать могла.
Тайну всех светил небесных, мудрая, прочла,
И на тайну тайн арканом мысль ее легла.
Знала, что сухим и влажным делать надлежит,
Отчего вода пылает, пламя холодит,
Знала, что даруют звезды, что судьба творит,
Отчего, как яркий светоч, разум наш горит.
Отчего он, словно солнце, светит нам в пути;
Знала все, что может людям пользу принести.
Но когда в том замке стихли все тревоги в ней,
Диво-дева отвратила душу от людей.
И поставила у входа в горное нутро
Много грозных талисманов, созданных хитро.
Из гранита и железа — замка сторожа
Высились, мечи в ладонях кованых держа.
Смельчака, который входа в замок тот искал,
Талисман — меча ударом — тут же рассекал.
Кто дерзнул проникнуть в замок, сразу погибал.
Лишь один привратник тайну талисманов знал.
Этот, в тайну посвящений верный страж ворот,
Знал, куда ступать, и шагу вел особый счет.
Если бы со счета сбился хоть однажды он,
Сталью грозною мгновенно был бы поражен.
А врата твердыни, к небу высившей отвес,
Для людей незримы были, как врата небес.
1 2 3 4
